Нет, никакой инфантильности в Викторе не было и в помине. Я знала, что если передо мной встанет какая-нибудь серьезная «мужская проблема», то большой смешливый мальчишка тут же перевоплотится в жесткого и даже жестокого бойца и к моим услугам будут его кулаки, пистолет, а также все, что он имеет и может занять у друзей. А друзей у него теперь много – за его спиной стоит целое Единство, как, впрочем, оно стоит за спиной у любого своего члена. Но я люблю Виктора не за это. Я его просто люблю, и все! Сразу после того как я прекратила сжимать свое сердце в ладонях и отпустила его на волю, оно, трепеща крыльями, взлетело к небесам, а потом, спланировав оттуда, опустилось на плечо к Виктору.
Уже на второй день после танцулек мы удалились в степь за линию постов, и там, где нас никто не мог потревожить, дали выход своей страсти. Теперь мне хорошо; и не только мне – было дело, я забегала в то место внутри себя, где обитает мое внутреннее «Я». Эго встретило меня хорошо, чаем со смородиновым вареньем и плюшками.
– Знаешь, Аннушка, – сказало оно мне, облизывая сладкие от варенья пальцы, – вот теперь, когда твое сердце сидит на плече у любимого и распевает песни, я счастливая как никто другой. Мои морщины расправляются, седина исчезает, спина выпрямляется и я снова бойкая и задорная.
В подтверждение своих слов Эго вскочило со стула, и, четко отбивая ритм, изобразила нечто среднее между чечеткой и канканом. А я-то думала, с чего меня последнее время несет как пятнадцатилетнюю девчонку, а это, оказывается, мое Эго пустилось во все тяжкие, потому что опьянело от ударившего мне в голову прилива гормонов. Ну ладно – счастливое Эго лучше, чем несчастное…
И сны мне теперь снятся не в пример приятнее. То я под руку веду одетую в белое платье счастливую Яну туда, где ее ждет брачный венец с ее любимым Увом и великокняжеская корона. Играет музыка, в небе райскими голосами поют птицы, а воины, через ряды которых мы идем, отбивают ритм ударами рукоятей мечей по щитам, а Уве Первый стоит на вершине широкой мраморной лестницы, по которой мы с Яной поднимаемся все выше и выше, и ждет нас с раскрытыми объятьями. Яну – потому что она его любимая женщина, а меня – поскольку я заменила ему мать и отогрела маленькую душу бывшего раба своим теплом и заботой. Я знаю – что чтобы не случилось, в Артании, у Ува и Яны, я всегда найду кров, стол и душевное гостеприимство народа. Здесь меня знают и помнят.
В другом сне я видела Митьку и Асю, уже взрослых, одетых в какие-то футуристические одежды, на залитой солнцем площади какого-то европейского города, на которой на массивном бетонном постаменте застыл, будто устремленный вперед в яростном порыве атаки, тяжелый советский танк. Кажется, это был тот искусственный мир, из которого шугнули тевтонов и где Сталин силой своих танковых армад воплотил лозунг Путина о Европе, простирающейся от Владивостока до Лиссабона. Вроде бы мои гаврики вдвоем записались в тамошний отряд космонавтов, и теперь готовились принять участие в первой межзвездной экспедиции.