Когда обры пришли в причерноморскую степь и примучили булгар, то уже на следующий год первыми под их натиском пали левобережные поднепровские анты. А когда их князь Идар, потрепанный, но не побежденный, решил пойти на переговоры, каган Баян приказал попросту убить послов и начать против антов неограниченную войну. Узнав об этом, хан Заберган схватился за голову. Послы в Степи были неприкосновенны, потому что твой противник в этой войне из-за пастбищ с источниками воды или контроля над караванными путями в следующей войне может оказаться твоим союзником. Но обрам и их кагану степные законы были не писаны, и они вытворяли такое, что и в голове не укладывалось у честного степняка.
Ну зачем было под корень истреблять левобережных антов, в то время когда рачительный хозяин просто обстригал бы их как овец, у которых слишком отросла шерсть, а то брал бы их союзниками в набег на византийские земли за Дунаем. Три года назад сам Заберган сходил под Константинополь, и только вмешательство престарелого Велизария помешало ему тогда как следует пограбить столицу империи, изнемогающую во враждебном окружении. Как раз вернувшись из того похода, Заберган столкнулся с обрами и понял, что спокойной жизни в этом месте больше не будет, и теперь придется либо подчиниться новым повелителям, либо сражаться насмерть за свою свободу и саму жизнь.
Сражаться булгары-кутугуры не хотели. Одно дело – ходить в грабительские походы, зная, что войска империи немногочисленны, плохо обучены и их солдаты и командиры в отсутствие угрозы собственным жизням склонны скорее имитировать боевую активность, чем на самом деле кидаться в схватку за какие-то там идеалы любви к отечеству. И совсем другое – столкнуться в бою с пришедшим из глубин Азии яростным и неукротимым воинствующим народом, который по приказу своих вождей будет биться до последней капли крови.
Размышления хана о минувшем, нынешнем и о грядущем были прерваны самым беспардонным образом. Вбежавший в походную юрту босоногий белоголовый мальчишка-гот, помощник табунщика, пал хану в ноги.
– Угнали, великий хан, угнали, угнали, – заголосил он тонким голосом, колотясь своим лбом о войлочную кошму, которой был застелен земляной пол.
Этого мальчишку хан знал. Он был помощником старого табунщика Мурата, еще прозываемого Хромоногим за то, что одна нога у него не гнулась после давнего ранения. Мурату хан поручил табун племенных кобыл боевой кабардинской породы – наивысшую ценность, какую только может иметь кочевник, для которого хороший конь – это и мать, и отец, и верный боевой товарищ. Все его красавицы-жены, все добытое в походах злато-серебро не стоило и одного волоска с гривы такой племенной кобылы или жеребца. И вот мальчишка кричит, что лошадей угнали… В любом случае пастбище, на котором паслись аргамаки, находилось в самой середине медленно перемещающихся на запад булгарских кочевий, и похитители просто не могли успеть уйти так далеко, чтобы храбрые булгарские джигиты не сумели их перехватить.