— Пойдемте, дочь моя, королева вас ждет! Посмотрев на Сару, которая не шелохнулась, Катрин последовала за братом Этьеном. Он провел ее через низкую дверь, охраняемую двумя стражниками с алебардами, стоявшими словно статуи, широко расставив ноги. За дверью оказалась большая комната, вся увешанная гобеленами. В огромном, высеченном из камня камине горел целый ствол дерева. У камина на бронзовом треножнике большие желтые свечи образовали светящийся букет. Огромная кровать с поднятыми занавесями занимала добрую четверть этой большой комнаты. Изголовье кровати было украшено французским гербом с лилиями. В противоположном углу скромно сидела фрейлина и вышивала. Она даже не подняла головы и не взглянула на Катрин. К тому же Катрин и не смотрела на нее, она видела только королеву.
Сидя на высоком кресле из черного дерева, обложенная подушками, Иоланда держала ноги у жаровни. Она смотрела молча на вошедшую Катрин, сердце которой сжалось при виде гордого лица королевы, отмеченного переживаниями последних трех лет.
Черные волосы, выбивавшиеся из-под строгого головного убора, посеребрила седина, на лице, ставшем желто-матовым, как пергамент, появились глубокие морщины. Все эти годы непрекращающейся борьбы со злым гением Франции, его английскими друзьями и бургундцами оставили след на лице Иоланды. Пленение ее сына герцога Рене де Бара, попавшего в руки Филиппа Бургундского в сражении при Бюневиле, явилось для нее тяжелейшим ударом В пятьдесят четыре года королева Четырех Королевств выглядела старухой. Только ее великолепные черные глаза, властные и живые, сохраняли молодой блеск.
Когда Катрин присела у ее ног, Иоланда улыбнулась, и к ней вернулось былое очарование. Она протянула графине де Монсальви по-прежнему белую изящную руку.
— Дитя мое, — сказала она нежно, — ну вот, наконец-то вы здесь. Я давно хотела вас видеть.
Волнение охватило Катрин. Она так стремилась приехать сюда, броситься с мольбой в ноги к единственной женщине из окружения короля, которой доверяла, и просить о помощи и поддержке! Закрыв лицо дрожащими руками, Катрин зарыдала. Некоторое время королева смотрела на эту исхудавшую женщину в поношенном платье, и от ее взгляда не ускользнули боль и отчаяние в фиалковых глазах. В порыве жалости она поднялась, обняла молодую женщину и по-матерински прижала к своей груди.
— Плачьте, малышка, — шептала она, — плачьте. Со слезами приходит облегчение.
Не выпуская Катрин из объятий, она обернулась к фрейлине:
— Оставьте нас, мадам де Шомон, ненадолго и, пока мы разговариваем, приготовьте комнату для мадам де Монсальви!