Расставшись с Прокопием и пожелав ему плодотворного литературного труда, я обратился к делам нашим, текущим по миру Славян – а точнее, к патрикию Кириллу и его (пока что незнакомой ему) невесте Аграфена Ростиславне Рязанской. С тех пор, как мы решили привлечь ее к работе византийской императрицей, прошло уже шестьдесят дней, и процесс омоложения и одновременно первичного обучения был уже почти завершен. Оставались только несколько последних штрихов, чтобы оттенить этот бриллиант и придать ему особое очарование.
Я бы и сам с удовольствием приударил бы за этой пепельноволосой зеленоглазой красоткой с кукольной внешностью, но во-первых – я уже женат и не хочу огорчать жену, которая через недельку-другую должна уже родить, а во-вторых – я прекрасно помню, какая кобра с огромным запасом яда и железной хваткой скрывается под этой невинной и сексуально привлекательной внешностью. Зул и Лилия постарались на пять с плюсом – не пожалели меда на нашу медовую ловушку. Надо будет им выказать благодарность в приказе, а также выразить устное благоволение с рукопожатием перед строем.
А самой Аграфене пора уже искать подходы к своему Кириллу, легенда для нее уже подготовлена, латынь буквально отлетает от зубов, теперь им с Кириллом требуется только встретиться, познакомиться и вступить в связь, для того чтобы получше узнать друг друга. Точнее, Аграфена Ростиславна будет изучать патрикия Кирилла таким, какой он есть, а тот будет воспринимать только разработанные нами сценические образы: один для спальни (Любовница), другой для семейной гостиной (Скромница), третий для тронного зала (Королева), четвертый для общения с министрами (Волевая Стерва).
Думаю, что наилучшим вариантом им будет встретиться у нас на танцульках, которые Кирилл время от времени посещает с целью выбрать партнершу поэкзотичнее; но ничего более экзотичного, чем Аграфена Ростиславна в наряде от кутюрье Зул, нет и быть не может. А дальше это уже дело ловких рук и искусства обольщения. Кирилл должен быть уверен, что он сам обольстил знатную красотку из иного мира, и исключительно по собственной воле сделал ей предложение руки, сердца и константинопольского трона, который он непременно завоюет, потому что положение Юстиниана во Влахернском дворце становится все более шатким.
Разведка (кстати составленная из самих ромеев) докладывает, что Город, то есть Константинополь, бродит недовольством и беремен мятежом, а патрикий Дементий, сменивший покойного патрикия Руфина, набрал в ескувиторы такую погань, навербованную по всем столичным подворотням, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Это вызвало недовольство как среди матросов и офицеров базирующегося на Константинополь флота, так и среди базирующихся на Фракию, Македонию, Азию и Вифинию частей стратиотов. Короче, если этот сброд будет вырезан одной прекрасной ночью, вместе с частью его сторонников, то по нему никто и не всплакнет. Революционная ситуация налицо, и действовать надо в точности по заветам „Ильича“ в стиле „Вчера было рано, завтра будет уже поздно“ и „Телеграф, телефон, почта, вокзалы, банки – всех впускать и никого не выпускать!“