– Сергей Сергеевич, – неожиданно спросил меня царевич Федор, – а зачем ляшскому крулю Жигимонту стала так надобна моя сестрица Ксения?
Я только пожал плечами, показывая, что вопрос, собственно, очевиден, а митрополит Гермоген, мужчина крайне искушенный в политических интригах и большой патриот своей страны, со вздохом посмотрел на царевича как на наивного чукотского юношу, не понимающего, откуда берутся дети и где у политики растут ноги.
– Твоя сестрица, – ответил он, – хоть сама и не может наследовать царство московское, но в случае твоей смерти может передать царство своему сыну. Что касается круля Жигимонта, то семь лет назад он овдовел и сейчас задумывается о том, как бы обрести себе новую супругу. Твоя сестра, способная принести в приданое все Московское царство – это очень привлекательная невеста, особенно если неожиданно умрет единственный сын круля Жигимонта королевич Владислав – тогда дети от брака Жигимонта с Ксенией будут наследовать сразу три престола: польского короля, великого князя литовского и московского царя…
– Но тогда, – сказал царевич Федор, – круль Жигимонт должен признать законность воцарения моего батюшки и перестать, как выражается Сергей Сергеевич, играть с Лжедмитриями…
Да, мальчик сделал верный вывод, и у этого вывода далеко идущие потребности. Между прочим, никто из взрослых не придал этой фразе в письме особого значения, но вопрос юного царевича заставил взглянуть на эту ситуацию под другим углом. Помнится, что в нашем прошлом под конец Сигизмунд тоже выдвигал идею о своем прямом воцарении на московский престол, но это было уже в конце Смуты, когда кандидатура его сына королевича Владислава стала откровенно проваливаться на московском престоле, и эта идея не была серьезно воспринята даже самими поляками. Польный гетман Жолкевский, командовавший польской армией, пытавшейся покорить Русь в интересах тогда пятнадцатилетнего Владислава, узнав о претензиях самого Сигизмунда на шапку Мономаха, плюнул и уехал домой в Польшу, ибо не видел у этой затеи никаких перспектив.
Но сейчас поляки еще свеженькие, не изнуренные длительной кампанией по покорению упрямых московитов, а Русь, напротив, охвачена полным смятением умов, ибо склонной к предательству оказалась сама правящая элита. Что думать обычному человеку, дворянину, купцу, ремесленнику или даже мужику, если значительная часть московского думного боярства наперегонки бросилась на поклон к поддельному „Дмитрию Ивановичу“, и скорее всего, еще бросится в ноги и польскому королю Сигизмунду. Этот процесс можно ускорить, а реальных и потенциальных изменников сбить с толку, если „царевич Дмитрий Иванович“, которого польский король задумал устранить с особым кровавым шиком, вдруг возьмет и бесследно исчезнет прямо из своего, якобы царского, шатра в селе Красном.