Я заказываю обед в 15.10 и съедаю его на белом диване. Уж не знаю, у кого из моих предков случился приступ куриной слепоты, когда покупали этот диван. Вся штука в том, что, если хочешь есть на диване, надо перевернуть подушки грязной стороной вверх. У нашего дивана две ипостаси: «Мелинда поглощает пиццу с пепперони и грибами» и «Никто и никогда не ест в гостиной, нет, мэм». Я жую и смотрю телик, но внезапно слышу, как к дому подъезжает папин джип. Бац-бац-бац — перевернутые подушки сияют белоснежными щечками, а я пулей лечу на второй этаж. К тому времени как папа откроет дверь, все будет в лучшем виде, а я исчезну.
Моя комната принадлежит пришельцу. Она словно красочное фото той, кем я была в пятом классе. У меня тогда случился период временного помешательства: я считала, что розы должны быть повсюду, а розовый цвет — это грандиозно. И виной тому Рейчел. Она упросила маму разрешить ей переделать свою спальню, а в результате мы обе получили по новой комнате. Николь отказалась украшать свой прикроватный столик дурацкими оборочками, а Айви слегка переусердствовала, как всегда. Джессика решила свою комнату в стиле Дикого Запада. А я со своей спальней застряла где-то посередине, позаимствовав идеи у каждой из подруг. Единственное, что носило здесь печать моей личности, — это оставшаяся со времен детства коллекция плюшевых кроликов и кровать с балдахином. Несмотря на все издевки Николь, я наотрез отказалась убрать балдахин. Я подумываю о том, чтобы сменить обои в розочках, но тогда придется задействовать маму, а папа начнет измерять стены, и они будут спорить насчет цвета краски. И вообще, я сама еще толком не знаю, какой бы хотела видеть свою комнату.
Домашнее задание не вариант. Кровать посылает сигналы, что не мешало бы немного вздремнуть. Ничего не могу с собой поделать. Мягкие подушки и теплое одеяло — нет, это сильнее меня. Я сдаюсь и ныряю под одеяло.
Я слышу, как папа включает телевизор. Дзинь-дзинь-дзинь — он бросает кубики льда в стакан с толстым дном и наливает туда выпивку. Открывает микроволновку — похоже, собирается разогреть пиццу — и включает таймер. Я делаю радио погромче — сообщить, что я дома. Но я не собираюсь спать по-настоящему. Нет, я останавливаюсь где-то на полпути к полноценному сну. В таком состоянии я могу пребывать часами. Мне даже нет нужды закрывать глаза — надо просто оставаться под надежной защитой одеяла и дышать.
Папа врубает телевизор на полную громкость. Слышатся завывания ведущего программы новостей: «Пять человек погибли во время пожара! Нападение на молодую девушку! Подростков подозревают в вооруженном ограблении бензоколонки!» Я прикусываю засохшую болячку на нижней губе. Папа переключает каналы, снова и снова просматривая все те же сюжеты.