Далеко внизу, в голубоватой дымке, под лучами утреннего солнца безмятежно нежилась живая изумрудная чаша Зелёной Долины. Для нас четверых, взиравших на неё с гористого склона, после всех пережитых треволнений она показалась землёй обетованной, обещая покой и безопасность, насколько можно только чувствовать себя в безопасности в этой расколотой распрями стране.
Я стоял рядом с Критой, поддерживая её за плечи. В эту минуту не хотелось думать, что я не вправе требовать от неё чего-нибудь другого, кроме дружеского расположения или, самое большее, сестринской привязанности. Ведь она уже была обещана Имхару, сыну моего воспитателя и господина Лорда Хорвана. А я — всего лишь Йонан, один из самых незначительных его вассалов, хотя его супруга, Леди Крисвита, с самого моего рождения заменила мне мать.
Руки Криты безвольно повисли вдоль туловища. Она не смотрела на меня и стояла, как человек, пробуждающийся от тяжёлого сна. Ведь она столько времени полностью находилась во власти фасов, похитивших и околдовавших её для каких-то своих тёмных целей, пытавшихся использовать её принадлежность к Силе, — это я понял сразу, едва увидев девушку в окружении этих подземных жителей. В поясе у меня до сих пор лежала отвратительная глиняная кукла с прядью волос, тайно подброшенная в её постель. А Тсали, мужчина из породы Ящериц, постоянно поддерживал с ней связь на уровне сознания, пока мы возвращались из подземного города фасов. Но теперь к ней полностью вернулись чувства, хотя говорить она пока ещё и не могла.
Я осмелился нарушить молчание.
— Крита!
Голова её медленно повернулась ко мне, и глаза встретились с моими. Я вздрогнул. Во взгляде девушки не было ни выражения, ни глубины. Она всё ещё смотрела внутрь себя.
— Крита! — настойчиво повторил я, надеясь достучаться до её души при помощи слуха, потому что на уровне сознания мне это никогда не удастся.
В глазах девушки что-то промелькнуло, на лбу появились морщинки, как у ребёнка, когда он чем-то озабочен. Она потрясла головой — словно для того, чтобы освободиться от звука имени, которое я только что произнёс. Затем Крита очень тихо проговорила:
— Толар…
— Нет! — воскликнул я и провёл между нами рукой, вооружённой мечом. «Толар…» Это имя, постоянно теперь преследовавшее меня, как наваждение, пришло из прошлого, из мрачного сна об умирающем воине, и всё же при воспоминании о нём в душе моей всегда возникал отклик — как тогда, когда я возвратил к жизни этот сверхъестественный меч. Мне никогда не забыть, как рукоять его словно прилипла к моей ладони, будто они — ладонь и рукоять — изначально были созданы друг для друга.