Теперь жилые дома — лишь в зеркале заднего вида. Все мельче делаются они в его овале, сливаются в общую серую массу. Торчит теперь только высокая крыша универмага.
Можно прибавить газку — асфальт тут до самого поворота на свалку ровнехонький, гладкий, как яичко, машины почти не встречаются — и рабочий день уже кончился, и частники накатались, что ли.
Жми, Федя, не бойся! Тут километра три осталось.
Вот и поворот. Песок, узкая дорога среди молодых сосен, пряный душистый воздух…
16.58.
Все, хватит. Надо выходить из машины. Отбежать в сторону. Ждать. Пусть и рванет теперь. Теперь не страшно. Нужно только подальше отбежать.
Лапшин так и сделал. Он побежал назад, к асфальту. Бежал метров триста, споткнулся, упал. Поднялся, снова побежал.
Потом сидел на траве, ждал. Смотрел на часы.
В половине шестого встал и пошел назад, к машине. Думал на ходу: «Назад этот «сюрприз» везти? Не годится. Пехом переть в поселок, а КамАЗ тут бросить? Тоже не фонтан. Могут и угнать, пока я буду туда-сюда разгуливать. Что потом говорить? Мол, что-то тикало в ящике, я испугался, погнал машину подальше от станции… Могут и не поверить, на смех поднять. А если КамАЗ угонят — так и посадят. А что? Скажут, толкнул машину налево, сам бывший зек… Не поверят, конечно, что я из благих намерений, на смех поднимут…
Вот не было печали…
Не будешь бросать машину, вперед наука.
Да так-то оно так…»
Федор залез снова под раму и стал орудовать ломиком. Надо, конечно, отодрать эту чертову коробку. Раз она не взорвалась, то неизвестно еще, может, и не взорвется. Его могли и разыграть: сунули будильник в эту «газовую плиту», а он с ума сходит, носится как сумасшедший на своем мусоровозе по поселку. Вот кто-то потешается!
А железная коробка, однако, сидела на раме крепенько! Хитро ее засунули, прочно. Она не только магнитом удерживается, а еще и за счет конфигурации, размеров. Как будто ее специально для рамы КамАЗа и проектировали.
Сволочи… Возись теперь!
Наверно, он не рассчитал силы рук, движения, стукнул по коробке сильнее, чем требовалось, и страшный взрыв приподнял КамАЗ над теплой песчаной дорогой, разорвав его на части, швырнул загоревшиеся куски кабины, двигателя, контейнеров на зелень молодых сосен…
А тела Федора Лапшина, бывшего зека и рядового российского мусорщика, вовсе не нашли. Ничего не осталось от рослого и сильного мужика. Только часы с красной секундной стрелкой каким-то чудом зацепились за ветви одной из сосенок. И время на них остановилось: 17.48…
И еще осталась память.
Память, как известно, хоронить нельзя. Ее надо беречь.