Протянув жезл — символ своей должности, законовед приблизился к Эли и произнес:
— Именем государства и его милостивого сюзерена, его величества короля приказываю тебе рассказать, как ты отослал мальчика в Идерс-Чёрч!
Здоровяк лишь безразлично взглянул на него и протянул ладонь. Королевский прокурор, поколебавшись мгновение, тоже подал пухлую руку и позволил ухватиться за нее.
Когда присутствующие, в том числе и отец Бэннити, проморгались, то оказалось, что королевский прокурор вместо прокурорской туники облачен в одеяние судьи, сутану и венок и на труди у него — золотая цепь, на которой висит огромный, круглый золотой знак должности. (Некоторые также предположили, что подбородок бывшего прокурора сделался более твердым, а взгляд — более проницательным, чем прежде.) Бывший королевский прокурор, а ныне — полноправный судья моргнул, потрогал венок из листьев у себя на голове, а потом рухнул на колени и вознес благодарственную молитву.
— Двенадцать лет я ждал! — повторял он снова и снова, — Благодарю тебя, Господи! Меня все обходили — и вот я дождался!
Потом он встал и с надлежащей законоведческой важностью провозгласил:
— Эти люди не практикуют никакого недозволенного колдовства. Я постановил считать, что они — истинные посланцы Бога и к ним следует относиться с почтением.
Обнаружив, что содержимое его карманов потяжелело на несколько золотых — разница между старым и новым жалованьем, — новоиспеченный судья тут же продал деревенскому кузнецу Пендеру свою повозку и осла, нанял кучера, купил лошадей и покинул деревню в крытом экипаже. Позднее поговаривали, что ему поручили четырнадцатый королевский округ.
После поразительного преображения прокурора в лес Оруженосцев потянулись жители деревни и даже кое-кто из окрестных поселений, ведь в сельской местности новости расходятся быстро. Стоянка двух пришлых превратилась в место паломничества. Народу прибывало так много, что и отец Бэннити, и самые рассудительные из живущих ближе всего к лесу крестьян забеспокоились, как бы весь лес вскорости не вытоптали подчистую; но лесник был не в силах прогнать идущих — с тем же успехом он мог бы останавливать прилив на краю земель.
Хотя никого из просителей не прогнали, не все обрели исполнение заветного желания; Эли протягивал руку лишь одному из трех-четырех, и сила в этом вопросе не помогала. Один человек, гончар Кили, попытался сам раздвинуть пальцы здоровяку и вложить в его руку свою. В этом он преуспел, но ничего волшебного с ним не произошло — если не считать болезненного чирея, который выскочил у него на лбу на следующий день.