Оказалось, что Тамара свой выбор сделала, как и Николаус. Дейдра колебалась между двумя вариантами, а Гриффит сообщил, что у него тайное имя наличествует еще с семи лет. Так что они могли сосредоточить все внимание на Эйверил.
— Я вот думаю — может, что-то, связанное с воздухом? — нерешительно начала девушка, — Ветер?
— Анемон — цветок ветра? — тут же предложил Гриффит, и Эйверил зарделась.
— Пустельга? — сказала Тамара. Эйверил непонимающе взглянула на подругу. Та добавила: — Это такой сокол.
— Нет, думаю, я все-таки не сокол. Скорее уж… что-нибудь белое.
— Белый гусь? — подхватила практичная Дейдра, — Никто никогда не догадается.
— Конечно же лебедь, — вмешался Николаус. — Но это слишком очевидно. Как насчет белой цапли? Или полярной совы…
Эйверил выпрямилась.
— Но ведь это на самом деле не имена, верно? Не что-то глубоко личное, что характеризовало бы меня.
— Может, драгоценность какая-нибудь? — спросила Тамара, — Алмаз?
— Жемчужина, — негромко произнес Гриффит, чуть улыбнувшись и вызвав у Эйверил ответную улыбку.
— Да, скорее что-то в этом роде, — согласилась девушка.
Это было так интересно — подбирать идеальное имя для Эйверил, — что все позабыли о времени. Напомнила им об этом мать Гриффита; друзья поспешно разошлись, сгребая книги и ручки, заматываясь в длинные шелковые шарфы и предвидя холодный ужин и недовольных родителей.
— Останься, — обратился Гриффит к Эйверил; его глаза цвета жженого сахара излучали такие чары, что у девушки ноги приросли к порогу.
— Ну…
— Поужинаем вместе. Родители уходят. Я что-нибудь приготовлю.
— Мне надо позвонить…
— Позвони матери. Скажи ей, что мы работаем над одним проектом.
— Но мы ни над чем не работаем, — возразила Эйверил. Истинные волшебники во лжи не нуждаются.
— Нет, работаем, — заверил ее Гриффит со своей колдовской улыбкой. — Мы ищем тебе имя.
* * *
Эйверил и сама понимала, что вернулась домой позже допустимого. К счастью, мать уже устроила нагоняй отцу за его опоздание, и Эйверил просто была добавлена к общему списку жалоб. Девушка, все еще зачарованная, едва слушала родителей.
— Ты не понимаешь!.. — раздался голос матери. А потом: — Никакого внимания!..
— Извини, дорогая, — успокаивал отец, — Мне следовало позвонить, но я думал, что мы справимся с работой быстрее.
— Ужин безнадежно остыл…
— Извини, ма, — послушно повторила Эйверил.
— Если я не получу хоть чуть-чуть времени для себя, то тогда…
— После Дня именования. Обещаю.
— Дорогая, послушай, ему же всего четыре года. Он скоро угомонится и станет вести себя тише. Своди его в парк или еще куда.