Я второй раз в жизни попытался застрелиться, и второй раз пистолет дал осечку.
Больше я никогда не пробовал, хотя поводы были.
Трясло меня, конечно, в основном от слабости и нервного истощения, да ещё от промозглого холода. Ну не от надежды же? На что тут надеяться – что старатели со дня на день свалят, а какая-то еда в доме останется, и мне хватит её, чтобы восстановить силы, а потом пройти через перевалы… и что?
И всё.
Я был в чём-то подобен Печальному Принцу после всех его странствий, только ключик-то у меня в руках был настоящий, а вот Фея Часов с последним ударом гонга превратилась в кукушку… Нет, я, конечно, дойду до обитаемых мест, соблазню молодую вдову-фермершу, отъемся и отопьюсь до нормальных кондиций – но дальше-то что? Хорошо, легализуюсь. Даже если меня возьмут, то не факт, что вернут обратно в «Птичку», всё же там я проходил под другим именем, а узнать меня сейчас даже родной названный брат, он же зять, не узнает (и вот тут я ошибся!). Всё это достижимо. Дальше-то что? Что мне делать с тем, что у меня в голове?
Похоже, что истинная роль моя в той бессмертной опере «Печальный Принц» – прорицатель Зуда, который давал абсолютно верные, но никому не нужные предсказания…
Так что посмотрел я вслед уходящим старателям, потом положил второй белый камень поверх первого и побрёл к яме. Надо было постараться пережить и эту ночь.
Эхи не спал. Огонь в очажке теплился, голубоватый, бездымный. Я надвинул на яму крышку – разлапистый сук с накиданной на него травой и листьями, – и сразу стало тесно. Эхи молча подвинулся, отдавая мне место у очага. Я прилёг, согнув колени и закинув руки за голову. Эхи подал мне сухарь. Сухарь был размером и формой с большой палец – ну, чуть побольше. Один из последних. Мы всё-таки рассчитывали, что будем двигаться намного быстрее.
– Итак? – спросил он своим петушиным голосом.
– Завтра всё будем знать, – сказал я. Мне не хотелось его обнадёживать – в вдруг зря?
– Но что-то ведь было? – как и раньше, он был проницателен.
– Ну, что… Старатели шли почти пустые. Мне показалось, что одного из них я знаю.
– Это хорошо или плохо?
– Ну… наверное, хорошо. Но судя по тому, что он оказался тут – всё остальное плохо.
– Он учёный?
– Нет. Больше не спрашивай. Завтра всё выясним.
Эхи издал какой-то полузадушенный звук, я покосился – глаза у него закатились, щека подёргивалась. Раньше бы я испугался, но долгое совместное путешествие дало мне много бесполезных сведений о моём спутнике. Это он так засыпал.
Я наскрёб под очажком ещё горсть щепок, бросил их в огонь. Сначала померкло, потом разгорелось. Дымок пополз по стенке ямы, распластался под крышкой, всосался в щели. Я сунул в рот сухарь, стал сосать его медленно, растягивая процесс. Потом нашарил в кармане две сушёные ягодки-пистонки. Говорят, они в огромной цене у столичных модниц – убивают чувство голода. Скоро узнаем, так ли это – ягодки последние. Я посмотрел на них и сунул обратно в карман.