Постояли мы с солдатиками, покурили, я наметил для себя маршрут входа – на два пальца правее холма с шишечкой и до россыпи камней, их отсюда было видно такой желтовато-коричневой полоской. Прикинул по карте, сверился с местностью – никаких естественных препятствий вроде бы не было. Этот отрезок на час, потом проходим вдоль сухого русла, оказываемся по ту сторону холма… Тут я задумался. Подниматься на холм не хотелось, но с другой стороны, пренебрегать такой точкой обзора… Ладно, решил я, сначала дойдём, а там разберёмся.
Тут уже вёл я, непровешенный всё же участок. Солдатики сопели за спиной. Чем ближе к холму, тем смурнее мне становилось: казалось, что не только в спину мне смотрят – это понятно, – но и в левый висок; вот будто крестик снайперского прицела лёг и холодит. Или давит. В общем, как-то очень неприятно.
И страх. Не сильный, но липкий. Беспричинный.
А значит – Долина что-то против меня имеет. И обязательно предъявит. Может, сейчас, может, немного позже…
Из-за этого страха и этого беспокойства я чуть не ухнул в «зыбку». Причём ноги мои остановились сами, до того, как я что-то осознал. Солдатики молча сопели за спиной.
Вот она, «зыбка»… Смотришь на неё, и не понять, чем она отличается от окружающей вялой, тронутой инеем, травы. Оттенок другой? Блеск какой-то мутный там, где никакого блеска быть не должно? В общем, что-то неуловимое. Кто не видит, тому не объяснить.
– Вот, – сказал я, но голос не шёл. Получилось какое-то сипение. Поэтому я просто повёл рукой, показывая. Потом всё-таки откашлялся. – Смотрите, ребята. Кто-нибудь что-нибудь видит?
– Да, – сказал всё тот же, глазастый. – Будто плёнкой жирной покрыто.
– Границу покажи.
Он показал. Показал правильно.
– Ребята. Вот это, почти невидимое – один из самых страшных нежданчиков Долины. Вроде зыбучего песка, но хуже. Потому что из песка вас можно вытащить, ну, сапоги оставите. А вот эта «зыбка» не выпустит. А главное, вытаскивать того, кто в неё попал, нельзя. Дотрагиваться до него нельзя. То ли примагничивается человек, то ли приклеивается, то ли прирастает… в общем, погибают оба. Или трое, или пятеро… всяко бывало. Говорят, что это не больно… но в сознании до самого конца. Так что – смотрите, запоминайте…
Протоптались мы возле «зыбки» долго – пока обвешили её со всех сторон, пока солдатики ещё и ещё раз присматривались и принюхивались, пока я рассказывал про другие-прочие нежданчики… сейчас было самое время, от встряски они всё впитывали как сухая соль. Наконец тронулись дальше.
За этой «зыбкой» я почти забыл о страхе, что наплывал со стороны холма – а сейчас он вернулся, ох! Это был как бы прожектор страха. Я реально боялся даже взглянуть в сторону холма, будто мог увидеть там что-то невозможно, запредельно жуткое. Несколько раз, просто сжав в себе всё, я поворачивал голову в ту сторону, готовый хоть к немедленной, хоть медленной и мучительной смерти, но глаза… в них как будто попадал песок, приходилось жмуриться, всё плыло…