— Старцы из склепа хранят и приумножают знания, — тихо, но твердо ответил Рахмани. — А ламы и волчицы твоего народа несут людям суеверия.
— Мы опять ссоримся, дом Саади, — с горечью произнесла Женщина-гроза и отвернулась к окну. — Если знания старцев так важны, то почему их так ненавидят, и не только на Хибре, но даже на Зеленой улыбке, где поощряется книжная ученость?!
— Тебе известен ответ, — вздохнул Рахмани. — На Зеленой улыбке поощряется лишь та мудрость, которая угодна папе и монашеским орденам. На Хибре поощряется лишь та мудрость, которая заключена в священной книге султанов. Дети Авесты, укрывшиеся в пещерах, говорят миру, что истина едина и бог един. Есть семь зверей, и человек — первый среди них. Есть зло, которое следует изгнать из мира. Зло бесконечно, но мы сильнее его…
— Мать волчица говорила мне то же самое. Бот видишь, Рахмани, у нас один путь. — Женщина-гроза ласково взяла его за руку, и в темноте портшеза ее глаза блеснули солеными жемчужинами. — Оставайся на Великой степи, не ищи новых опасностей и новых законов чести.
— Ты просишь невозможного, Женщина-гроза. Ты мне не скажешь, зачем тебе водомер?
— Ты возьмешь его с собой, Рахмани.
— Что-о?!
— Ты возьмешь его с собой на Зеленую улыбку и там выпустишь. Я оплачу расходы. На Зеленой улыбке торговля людьми почти везде запрещена, он сумеет приспособиться.
— Ты купила его, чтобы отпустить?
— Да. Он будет свободным.
— Но… зачем? Это тебе тоже нашептали ламы?
— Да, Рахмани. Старцы многому тебя научили. Ты сделал огонь своим братом, ты научился перешагивать пространство и драться без оружия, но ты не научился верить в знаки.
— Я верю в знания, Женщина-гроза.
— Я скажу тебе… Если ты обещаешь, что выпустишь паучка из клетки на Зеленой улыбке.
— Ладно… обещаю, — Саади снова растворился во влажном блеске ее улыбки. Когда он вынырнул из ее бездонных зрачков, Марта рассказала ему то, что предсказал ей лама Урлук…
Спустя много лет Рахмани передал эту историю Вору из Брезе, который от изумления чуть не забыл о том, что надлежит закончить превращения. Снорри Два Мизинца так и застрял с разинутым ртом, наполовину в облике бесцветного горожанина, наполовину в облике водомера…
— Так что это Марта Ивачич выкупила тебя, паучок. У тебя еще будет возможность поблагодарить ее, Снорри. Поторопись, я прошу тебя, скорее!
Рахмани незаметно освободился от обуви, чтобы надежнее ощущать земную твердь. Он уже не сомневался, что придется драться здесь, на берегу. Попытаться сейчас сбежать — значит подставить спину. Меньше всего на свете ему хотелось вступать в очередной, нелепый и бесполезный бой. Каждое насилие отзывалось болью и прядью седых волос. Насилие противоречило основам Учения.