— Их нет ни у Густава, ни в казармах, — произнес сверху тихий, обволакивающий голос. — А ты забавно дерешься, ловец Саади.
На козырьке крыши, на корточках расслабленно сидел сухопарый мужчина неопределенного возраста в длинном пальто и теплых перчатках. Расположился он таким образом, что солнце било смотрящим снизу в глаза.
— Снорри Два Мизинца, рад тебя встретить, — поклонился Рахмани.
Снорри легко спрыгнул вниз и приземлился так удачно, что даже не потревожил бродившую по двору домашнюю птицу. На мгновение хозяину двора почудилось, что у спрыгнувшего парня очень длинные ноги. Слишком длинные ноги для человека. На раненых Снорри даже не взглянул.
— Пойдем, — сказал Вор из Брезе. — Я угощу тебя медвежатиной. Ты хочешь есть?
— Просто умираю с голоду, — признался Рахмани.
Первого живого нюхача я увидела на руках у высокого ламы Урлука, когда в становище ворвался бородавчатый уршад…
— Ты не рабыня, ты можешь уйти в любой момент, — повторял мне высокий лама Урлук. — Ты можешь уйти из становища, мы дадим тебе еду, но горный хребет тебе не пересечь.
Я рыдала, словно все соленые ледники собрались извергнуться через мои несчастные глаза. Меня бросили! Мать волчица засунула меня в мешок и, связанную, зашвырнула на горячую спину летучей гусеницы, а проклятая тварь с места взвилась в воздух, отрезав мне путь к бегству…
В первые дни я не понимала ни слова из того, что шепелявили мне в лицо косматые старикашки в желтых шапках. Спустя полгода я уже сносно объяснялась на языке торгутов, а спустя еще год, когда я училась при дацане Усхэ-Батора, мы вместе посмеялись с высоким ламой над испуганной маленькой волчицей.
— Матери волчицы нечасто присылают к нам девочек, — объяснил мне лама. — Они находят важным, чтобы ребенок изучал тексты Ганджура вдалеке от дома, тогда у него не возникает желания спрятаться под крыло матери. Твой ум должен стать свободен от слез и привязанностей, тогда ты начнешь постигать и слышать.
Я снова не поняла ни слова, но искрящиеся снега на вершинах хребта убеждали надежнее любых слов.
Я уяснила, что домой, к маме, к ледяным струям Леопардовой реки мне не вернуться, потому что Красные волчицы продали меня этим страшным кочевникам.
Но я ошиблась, и ошибалась после этого в людях еще множество раз.
— Я умру в снегу, если пойду одна, — сказала я. — Но если вы меня не отпустите, я украду одну из ваших летучих гусениц и сбегу! Я и дома могла всему выучиться, — гордо заявила я. — Я умею приманивать птиц, не боюсь пум и скорпионов. Еще я умею заговаривать болезни носа и живота, умею бегать под водой и резать руку без крови…