Высокий боболама Уйчи впервые поведал после своих снов о колесе жизни, о единстве всех богов, о четырех углах сущего и о существовании Шамбалы на четвертой тверди…
— А где она, четвертая твердь? — спрашивала я у желтых шапок, так я называла монахов в дацане. Я училась царапать стилом глиняные таблички. Другим детям казалось сложным выцарапывать значки сразу на трех языках — на официальном языке наместника Александрии, на языке императора Чи и родном диалекте торгутов. Но дочери Красных волчиц трудным казалось совсем иное. Например, часами сидеть неподвижно в ряду бритых голов, заставляя себя созерцать кончик собственного носа.
— Четвертая твердь везде, — отвечали наставницы. — Она окружает нас так же, как твердь Зеленая улыбка и ненавистный Хибр. Но на четвертую твердь не прорастают Янтарные каналы…
— Зачем тогда о ней говорить?
— Затем, что только в Шамбале нас ожидает блаженство. Но кроме нескольких просветленных лам, никто не сумел еще добраться до четвертой тверди.
После нескольких месяцев у скучных монахов, которые относились ко мне, как к редкой диковине, и сто раз просили сунуть руку в пчелиное гнездо, каждый раз не веря, что меня не укусят, меня забрали в юрту к шаманке. Там во мне проснулся жгучий интерес, потому что морщинистые женщины с отвисшими грудями и сальными волосами умели делать такое, на что не замахивались Красные волчицы. Шаманки танцевали вокруг задохнувшегося на закате младенца, и на рассвете он возвращался к жизни. Я кружилась и тряслась вместе с ними, а потом меня выворачивало наизнанку, как перчатку, во рту скапливалась кровь, но меня хвалили и поили кумысом. Шаманки приманивали духов, и я повторяла слова вслед за ними, и слова эти были понятнее туманных рассуждений о махаяне и ваджраяне…
Поэтому до сих пор в моей речи так много торгутских песен и заклятий, их невозможно перевести на язык Александрии и даже на родной язык раджпура. Иногда духи молчали, а иногда откликались, и тогда старухи просили совета у ушедших. Мне тоже велено было просить помощи, я старательно все исполняла и курила длинную тонкую трубочку. Дважды у меня полностью отшибало память, но я поднималась и шла, ночью, босиком, по тайге, а старухи и девочки крались за мной, пока я не падала и не начинала рыть землю. Тогда все бросались рыть землю рядом со мной и оба раза кое-что находили.
Сначала обнаружили горный источник, засыпанный камнями. Его освободили от земли и камней, и вместо подземного ручья забил ключ. Кто-то мне рассказал, что спустя десять лет на этом месте выстроили маленькую крепость, там началась торговля, и даже поселился сатрап ближайшей Александрии. В другой раз под землей, там, где духи велели мне копать, обнаружилась серая каменная стена, уходящая в глубину, вся пронизанная прозрачными каплями, похожими на слезы. За один такой камень на ювелирном рынке Александрии можно было выручить до тысячи драхм…