– Ефрейтор, чего не стреляешь?! – рявкнул Илья приникшему к прицелу ефрейтору. – Вон же он, гад, борт подставил?
– Не мешайте, тарщ лейтенант, сейчас… – огрызнулся боец. – Целюсь я. Н-на, получи!
ПТРД звонко щелкнуло, подпрыгнув на сошках, в ноздри ударило кислым запахом сгоревшего пороха. Пуля калибром в 14,5 миллиметра и весом почти в семьдесят граммов вошла в борт легкого танка чуть пониже башенного погона и, превратив в кровавые брызги голову механика-водителя, с визгом отрикошетила от внутренней поверхности брони, пробив на излете один из унитаров. Взорвавшийся порох разорвал гильзу и оглушил экипаж, но остальные выстрелы так и не сдетонировали. Обезглавленное тело танкиста навалилось на левый фрикцион, танк нелепо крутнулся на месте и заглох.
– Подбил! – заорал Малышок, хлопая красноармейца по мокрой и изгвазданной глиной шинели. – Ай, молодца!
– Патрон давайте! – проорал в ответ тот, принимая у лейтенанта боеприпас. Прицелился и снова выстрелил. Отрывисто бумкнуло, под ноги полетела дымящаяся гильза. Обостренное боем и опасностью сознание успело отметить, как похожий на крохотную бутылку цилиндрик окутался паром, упав в скопившуюся на дне траншеи лужицу мутной дождевой воды.
– Смазал, – констатировал ефрейтор. – Давайте за мной, а то пристреляются. Поди, уж засекли нас.
Голиков рывком поднял оружие, перебежал на несколько метров и установив его в оплывшей бойнице, коленом отпихнув привалившегося к стенке окопа убитого, так и не выпустившего из рук винтовку. – Извиняй, браток, некогда. Патрон!
Разбить гусеницу прущего на них танка удалось только со второго выстрела. Не успевший вовремя отреагировать мехвод не сбросил газ, и передний опорный каток уперся в сложившуюся домиком ленту. Танк дернулся, подмяв ее под себя, и забуксовал. И тут же выстрелили сразу несколько ПТР, так что осталось неизвестным, чья именно пуля пробила бак, превратив бронемашину в огненный факел.
– Отомстили за артиллерию нашу, – хрипло констатировал ефрейтор. – Хватайте подсумки, тарщ лейтенант, да бегом позицию менять. Долго на месте торчим.
Дальнейшие события слились для старшего лейтенанта в какую-то сплошную полосу неестественно яркого, но практически немого, поскольку в ушах стоял непрерывный вязкий гул, кинофильма, состоящего из множества сменяющих друг друга кадров-событий.
Они меняли позиции и стреляли. Стреляли и меняли позиции. И снова, пригнувшись, перебегали, переступая через убитых и раненых, по ходу сообщения. Немецкие пули били в бруствер, подкидывая крохотные фонтанчики влажной земли, с тупым стуком ударяли в стенку окопа. Красноармейцы вели ответный огонь, стараясь не торчать в проемах оплывших амбразур дольше нескольких секунд. Но плотность встречного огня была больше, и ротный видел, как все чаще и чаще то один, то другой боец сползает вниз, убитым или раненым. Когда в очередной раз меняли позицию, Илья забрал у погибшего самозарядную винтовку, распихав по карманам шинели несколько запасных магазинов. Один из которых тут же и расстрелял, ловя в подрагивающий вместе с руками прицел бегущие за танками фигурки немецких пехотинцев. Пару раз даже попал: упавшие фрицы так и не поднялись.