Они застыли над изображением Богоматери. Необычные — глубокие синие, густо-красные и пепельно-лиловые тона — словно неожиданное дуновение ветра обнажило под сизым пеплом вспышки пламени. Ник удивленно поднял голову:
— А она похожа на тебя!
Двумя ладонями пригладил подружке волосы, отведя их от лица, повернулся к лодочнику:
— Правда, похожа?
— Все женщины похожи на нее, — ответил тот, глядя на Богоматерь.
— Удивительная книга, — сказала Марина. — У нашей Доры тоже есть Евангелие, только современное, на глянцевой бумаге, с картинками из фильма «Иисус». Прямо как журнал. Кажется, бесплатно присылали по почте. Это совсем не то… Удивительная книга, — повторила она.
Лодочник незаметно улыбнулся, непроницаемый взгляд смягчился и потеплел.
— От отца мне досталось много удивительных книг. Многие я собирал сам. Тебе интересно?
— Конечно!
Старик поднялся, открыл свой глухой шкаф и начал молча доставать оттуда большие старинные книги в переплетах, в чеканных окладах.
— С застежками! — по-детски обрадовалась Марина, даже в ладоши хлопнула.
И Ник глядел во все глаза, как на столе перед его подружкой возникали Коран и Библия, книги церковных песнопений, записанные древней нотописью, лечебник с рецептами средневековых снадобий, Псалтыри и Четьи Минеи, пособия по астрономии, учебники, судебник, географические карты…
Они листали и разглядывали это богатство весь вечер. Лодочник, видя интерес Марины, и сам увлекся и достал совсем уж редкие книги, апокрифы — Евангелие от Фомы, от Магдалины, Евангелие изречений, где нет привычной событийной канвы и записаны только слова Иисуса.
— Такое бывает?! — шепнула Марина Нику — то ли о книгах, то ли о самом старике.
Обратно Марина шла в полнейшем гипнозе.
И в короткие счастливые годы, и в тягостные десятилетия войн оплывают свечи в узких темных кельях, и на донышке остается чернил, настоянных на железной ржавчине и кожице молодого грецкого ореха. Не прерывается великий труд — создаются научные трактаты и поэмы, переписываются книги древних авторов. «…во времена бедствий и годину войн увозите книгу эту в город и скроите ее…» Со свистом и воем летят узкоглазые орды, горят города, расхищаются церкви, корчатся в пламени драгоценные рукописи. Истлели и окаменели те, что спрятаны в тайниках и пещерах — их гибель следует за гибелью людей, пытавшихся их сохранить. Утрачены тысячи, уцелели единицы. И тут, в никому не известном домишке…
В никому не известном? Стоп. Не может быть…
Было уже за полночь, они шли через уснувший парк. Взволнованный и сбивчивый рассказ о базарном кульке из листов старой книги, о музейщике дяде Алике, который вот уже второй месяц разыскивает таинственного коллекционера, и озарение, что это и есть лодочник, нисколько не встревожили Ника.