С этими словами он взял руку Луизы, которая, склонившись над сестрой, обнимала ее, и ласково и заботливо подвел ее к креслу, стоявшему в дальнем углу комнаты. Сам же он опустился на стул, на котором она сидела раньше, и, очутившись таким образом между сестрами, повернулся к Луизе спиной, сразу же забыв о ее присутствии.
– Валентина… – начал он звучно, торжественным тоном.
Впервые он осмелился назвать ее по имени в присутствии третьего лица. Валентина вздрогнула, отняла руки от лица и бросила на Бенедикта холодный, оскорбленный взгляд. Но он повторил ее имя с такой покоряющей нежностью, в глазах его засверкала такая любовь, что Валентина снова закрыла лицо руками, боясь взглянуть на Бенедикта.
– Валентина, – продолжил он, – не пытайтесь прибегать со мной к этому ребяческому притворству, которое считается главной защитой вашего пола, мы уже не можем обманывать друг друга. Видите этот шрам – я унесу его с собой в могилу! Это печать и символ моей любви к вам. Не считаете же вы, в самом деле, что я соглашусь потерять вас; надеюсь, вы не впадете в столь наивное заблуждение. Нет, Валентина, даже и не думайте об этом.
Бенедикт взял ее руки в свои. Усмиренная его решительным видом, она не сопротивлялась, только испуганно глядела на него.
– Не прячьте от меня ваше лицо, – сказал он, – и не бойтесь взглянуть на призрак, который вы спасли от могилы! Я вас не просил об этом, и если ныне я стал в ваших глазах ужасным и отвратительным пугалом, пеняйте на себя. Но послушай, Валентина, моя всемогущая владычица, я слишком люблю тебя, чтобы идти против твоей воли. Скажи всего одно слово, и я уйду туда, откуда ты меня вытащила.
Тут он вынул из кармана пистолет и показал его Валентине.
– Видишь, – сказал он, – это тот же самый, все тот же самый; сослужив мне верную службу, он по-прежнему цел и невредим, и этот надежный друг всегда к твоим услугам. Скажи одно слово, прогони меня – и все будет кончено. О, успокойтесь! – воскликнул он насмешливо, видя, что сестры, побледнев от страха, с криком отпрянули назад. – Не бойтесь, я не убью себя на ваших глазах, это ведь неприлично; я знаю, что следует щадить нервы дам.
– Какая ужасная сцена! – вскричала перепуганная Луиза. – Вы доведете Валентину до могилы.
– Вы потом будете читать мне наставления, мадемуазель, – заявил Бенедикт высокомерно и сухо, – а теперь я говорю с Валентиной и еще не сказал всего.
Разрядив пистолет, он положил его в карман.
– Послушайте, – обратился он к Валентине, – ради вас я живу, но не только ради вашего удовольствия, но и ради своего. А мои удовольствия и радости были и будут весьма скромными. Я не прошу у вас ничего, кроме чистейшей дружбы, которую вы можете подарить мне, не испытывая стыд. Спросите вашу память и вашу совесть, видели ли вы когда-либо, чтобы Бенедикт, у которого нет ничего, кроме одной лишь страсти, был дерзок или опасен? А эта страсть – вы. Вам не на что надеяться, никогда у него не будет иной страсти, у него, который постарел сердцем и стал человеком искушенным; тот, кто вас любил, никогда не полюбит другую женщину, и в конце концов этот Бенедикт, которого вы намерены прогнать, не такой уж зверь! Да что там! Вы слишком любите меня, если боитесь, и вы слишком презираете меня, если надеетесь, что я соглашусь отказаться от вас. О, какое безумие! Нет, нет, пока я дышу, я не откажусь от вас; клянусь в том небом и адом, я буду рядом, буду вашим другом, вашим братом, а если нет – да проклянет меня Бог!