Во время этой речи маркиза, сидевшая в уголку, только плечами пожимала. Валентина, подавленная неумолимостью материнской логики, пробормотала в ответ:
– Матушка, ведь только из-за фортепьяно я решила, что… Я не подумала, что это неприлично…
– Если вести себя как подобает, не нарушать приличий, – ответила графиня, обезоруженная покорностью дочери, – то можно и позвать его. Вы говорили с ним о настройке?
– Я хотела, но…
– В таком случае пусть его вернут.
Графиня позвонила и велела привести Бенедикта, но ей сказали, что он уже далеко.
– Ничего не поделаешь, – проговорила графиня, когда слуга вышел из комнаты. – Самое главное вести себя так, чтобы он не вбил себе в голову, будто мы зовем его сюда ради его прекрасного голоса. Я настаивала и буду настаивать, чтобы его принимали здесь соответственно его положению, и ручаюсь: когда он явится сюда еще раз, я сама прослежу за этим. Дайте мне письменный прибор! Сейчас я ему объясню, чего мы от него хотим.
– По крайней мере будьте хотя бы любезны, – заметила маркиза, у которой инстинкт самосохранения заменял разум.
– Я знаю, как принято вести себя, мадам, – заявила графиня.
Она набросала наспех несколько строк и протянула их Валентине со словами:
– Прочитайте и велите отнести на ферму.
Валентина пробежала глазами записочку. Она гласила:
«Господин Бенедикт, не согласитесь ли Вы настроить фортепьяно моей дочери? Этим Вы доставите мне удовольствие. Имею честь приветствовать Вас.
Графиня де Рембо».
Валентина взяла в руки палочку сургуча и, сделав вид, что запечатывает листок, поспешно вышла из комнаты, неся раскрытую материнскую записку. Нет, она не пошлет этого дерзкого приказа! Разве так должно отплатить Бенедикту за всю его преданность? Можно ли обращаться с юношей, на челе которого она без боязни запечатлела сестринский поцелуй, как с лакеем? Порыв сердца одержал верх над благоразумием: вытащив из кармана карандаш и притаившись за дверью в пустой прихожей, она начертала несколько слов под запиской матери:
«О, простите, простите! Потом я объясню Вам, чем вызвано это приглашение. Приходите, не отказывайтесь прийти к нам. Во имя Луизы, простите!»
Она запечатала записку и вручила ее слуге.