Валентина. Леоне Леони (Санд) - страница 95

Тетушка Лери тут же ухватилась за эту мысль: она изрядно потратилась на подвенечный наряд дочки и желала, чтобы Атенаис показалась гостям рядом с Валентиной, – пусть, мол, сравнят убранство обеих невест и потом еще долго судачат об этом в округе, отмечая великолепное платье фермерши. Она заранее, во всех мелочах разузнала, каков будет убор Валентины. Для этого деревенского праздника Валентина надела скромный наряд и немного драгоценностей безупречного вкуса, зато тетушка Лери обвешала дочь каменьями и украсила кружевами, стремясь показать ее людям во всем блеске. И поэтому старуха предложила идти в замок, тем более что и сама она, и вся ее родня были приглашены на свадьбу Валентины. Сначала Атенаис заупрямилась, она боялась увидеть рядом с Валентиной бледное и мрачное лицо Бенедикта, она еще не забыла, как прошлым воскресеньем в церкви у нее защемило сердце при виде страданий кузена. Но настойчивые доводы матери и желание молодого супруга, не чуждого тщеславия, покрасоваться, явить миру собственную персону, сломили ее упорство. Запрягли брички, каждый, кто ехал верхом, посадил на круп своего коня кузину, сестру или невесту. Атенаис не могла сдержать вздоха, увидев, что, взяв вожжи, ее супруг уселся на то самое место, которое обычно занимал Бенедикт, место, которое он уже никогда не займет.

В парке господ де Рембо веселье было в полном разгаре. Крестьяне, для которых устроили навес из веток, пели, пили и дружно объявили чету молодых де Лансаков самой прекрасной, самой счастливой и самой знатной парой во всей округе. Графиня, не терпевшая простолюдинов, приказала, однако, устроить для них роскошный пир и, желая первый и последний раз проявить добрососедскую любезность, выложила такую сумму, какую другая не израсходовала бы на подобные праздники в течение всей своей жизни. Она глубоко презирала этот сброд и уверяла, что чернь ради того, чтобы попировать, готова куда угодно ползти на брюхе. И самое печальное, что в словах мадам де Рембо была доля правды.

Зато маркиза де Рембо радовалась, что наконец-то представился случай показать себя в лучшем свете. Ее не слишком трогало горе бедняка, правда, она была столь же равнодушна к горестям даже близких друзей, но благодаря своей склонности к пересудам и фамильярности заслужила репутацию доброй женщины, какой бедняки, увы, так щедро награждают тех, кто, не делая им добра, по крайней мере, не причиняет зла. При виде этих двух женщин кто-то из сельских острословов, сидевших под навесом, заметил вполголоса:

– Вот эта нас ненавидит, зато угощает, а вот та нас не угощает, зато может с нами поговорить.