Чтобы проверить все до конца, Боб привел нас в местное почтовое отделение, чтобы узнать, можем ли мы найти работавшую тогда почтальоншу, которая могла бы вспомнить фамилию этого жильца, но, к сожалению, выяснилось, что она скончалась.
Затем Боб пригласил меня на обед в бар «Немо» и показал мне парковочное место перед окнами, где за две недели до исчезновения Хоффа был взорван «Линкольн» сына Фрэнка Фицсиммонса. Боб рассказал мне, что на ужине в День благодарения в последний год жизни Хоффа влепил Чаки пощечину. Хоффа рассердился на Чаки за то, что тот бросил жену ради любовницы.
Боб сказал мне, что он разочарован тем, что я не опубликовал книгу раньше, пока Фрэнк был еще жив. Все, что я мог сказать, это то, что его понимаю. Однако предполагалось, что, когда выйдет книга, Фрэнк будет жив.
Фрэнк выбрал самоубийство, отказавшись от еды, – нередкий в доме престарелых случай.
Разрешение на транспортировку
Затем из Тейлора, штат Мичиган, мне неожиданно позвонил прочитавший мою книгу полицейский Джефф Хансен. Хансен рассказал мне о крематории менее чем в двух минутах езды от дома. Он стоял на кладбище, где вскоре после исчезновения сына была похоронена мать Хоффа, в могиле без опознавательных знаков, чтобы не привлекать туристов.
Однако Джефф сказал про другой крематорий, в двадцати минутах езды, поскольку, по его мнению, именно им могла воспользоваться мафия, чтобы распорядиться телом. Известно, что он был близко связан с похоронным бюро «Баньяско», в котором проводилось много мафиозных похорон. Несколько лет назад одного из семьи Баньяско расстреляли в мафиозном стиле прямо перед их похоронным бюро.
Я полетел в Детройт и встретился с Джеффом и другими знающими людьми, с которыми он консультировался. Мне рассказали, как легко было в Мичигане в 1975 году законно кремировать тело без какого-то документального следа. Требовалось только так называемое «разрешение на транспортировку», а на практике даже в нем не было необходимости. Это были листы бумаги размером с долларовую банкноту. Дубликатов не было, только оригинал. Он вручался водителю директором похоронного бюро, который обычно держал стопку таких в ящике стола. Их никому не передавали. Их не отдавали в крематорий. Это было просто разрешение директора похоронного бюро, выдаваемое любому шоферу, после чего тот мог перевозить тело. Эта фраза напомнила мне «транзитные письма» из классического фильма Майкла Кертиса «Касабланка».
Шофер останавливался и вручал смотрителю девяносто пять долларов, часто наличными. Тело было в мешке для перевозки трупа или в дешевом сосновом гробу для кремации. Мешок или гроб никогда не открывали. Шофер и его помощник или подсобный рабочий крематория (если шофер приезжал один) брали тело и клали в печь. Один из них включал обычный выключатель. Через час все, включая мешок для перевозки тела или хлипкий сосновый гроб, превращалось в пепел. Через час возвращался смотритель и скребком через окошко собирал пепел в маленькую пластмассовую урну кремового цвета, которую забирал шофер. Пепел идентифицировать невозможно. Очень часто урны не забирали, а оставляли и просто складывали в шкафу для будущего захоронения. На кладбищах, которые мы проверили во время этой поездки в Детройт, я видел целые полки оставленных урн с прахом. Все это было легко провернуть, например, при содействии Баньяско, у которого были разрешения на транспортировку.