Я выбралась из кухни и пробилась через толпу в коридоре и на лестнице. Робин тащился за мной по пятам. Мы оказались в комнате размером с небольшой бальный зал — она выглядела чем-то средним между вокзалом и борделем. По обеим концам комнаты располагались камины, отделанные красно-белым мрамором (тем самым, что так похож на сырое мясо). По стенам — огромные зеркала в позолоченных бронзовых рамах. С потолка свисала большая тяжелая люстра опалового стекла в форме пальмы, а из стен росли ее уменьшенные версии. Я чуть не представила, как меня кружит в вальсе лихой кавалерийский офицер — я в развевающихся пышных юбках из муслина-де-суа, с запястья свисает бальная карточка…
— Правда? — Робина явно возбудило мое видение. Что-то склизкое, похожее на серебристый след улитки, поползло у него по бороде.
— Нет, неправда.
К сожалению, люстра не горела — зал освещался только балниддрийскими свечами, расставленными с полным пренебрежением к правилам пожарной безопасности: того и гляди одну из них опрокинут, и она подожжет изодранные обвислые шторы.
Мебели в зале не было, если не считать двух нелепых шезлонгов, покрытых истертым почти до небытия красным бархатом. На них, как мокрые мешки с песком, валялись люди. По полу вдоль стен — где, наверное, когда-то стояли элегантные золотые стульчики, на которых отдыхали дамы, — теперь лежали старые грязные матрасы. На одном матрасе, в дальнем конце комнаты, я заметила Боба — он уже присосался к кальяну.
Бальный зал все еще использовался по назначению — во всяком случае, отчасти: кто-то установил в нем примитивную цветомузыку с красным, синим и зеленым прожекторами и изредка мигающим стробоскопом, действующим на нервы. Танцоров (если их можно так назвать) было немало. Среди них оказалась Андреа, все еще без-Шуговая. Она танцевала в уникальном стиле, отточенном ею на музыкальном фестивале на острове Уайт, так что ее танец напоминал конвульсии осьминога с четырьмя конечностями.
Как ни странно, в толпе обнаружилось несколько преподавателей, видимо наиболее передовых. Хотя вряд ли этот эпитет был применим к доктору Херру — он стоял в углу, имея бледный вид, и беседовал со своим архиврагом… Арчи-врагом. Мне показалось, что он пьян, — впрочем, разница между доктором Херром трезвым и доктором Херром пьяным чрезвычайно мала.
К нам подтанцевала Андреа, и Робин спросил (скорее со страхом, чем с надеждой):
— Можно тебя пригласить?
— Нет, нельзя, — сказала я и пихнула ей в руки Протея; она попыталась сбежать. — Только пока я не найду Кару!
Не успела я сказать еще хоть слово, как ее поглотила толпа, и она исчезла.