Эффи закурила сигарету и стала вглядываться в туман.
— Элеонора, — произнесла она и втянула дым сквозь зубы, словно курила косяк, — или Нора, как она себя называет, — убивица.
— Убийца, — слабым голосом поправила я.
— Она убила моего отца, отравила свою мачеху, пыталась меня утопить — и ей это почти удалось, скажу я тебе. Я осталась в живых по чистой случайности.
— Убила своего отца? — неуверенно повторила я.
— Не своего отца! — Из-за резкого акцента речь Эффи звучала раздраженно. — Моего отца, а не своего отца. Ее отец был замечательный человек. Мир не оценил его по достоинству. Никто так и не понял, что за человек Лахлан.
Я совсем запуталась. Может быть, я брежу от высокой температуры?
— Лахлан — отец Норы? Я не понимаю. Я думала, ее отец — Дональд?
— Я передумала, — перебивает меня Нора. — Я считаю, что раскладывать все по полочкам — совершенно излишне. Есть вещи, которые не следует раскрывать.
Эффи повернулась ко мне. Тусклые глаза сверкнули и тут же затуманились. Она продолжала говорить, но я уже не могла разобрать слов. Волны тошноты окатывали меня, и я не могла ни на чем сосредоточиться; «Единорог» похож был на корабль-призрак, выплывающий из дымки прошлого[72]. Туман был везде — и у меня в голове, и снаружи.
— Тебе плохо? — прозвучало у меня в ухе. Тонюсенький, слабый голосок, словно комар или мошка пищит, но акцент — такой же, как у Эффи[73].
Я попыталась что-то сказать, но язык распух и не ворочался во рту. Уши наполнялись туманом. Я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги, и выставила руки вперед, чтобы смягчить удар о землю, — но земли подо мной не оказалось: лишь пустота, воздух, а потом наконец зловонная ледяная вода дока.
Я опустилась на дно, словно в жилах у меня тек свинец, словно я была грузилом на конце лота, опущенного измерить водный Сумрак. У воды был вкус нефти и нечистот, вокруг царила темнота, и я растерялась, — похоже, я разучилась плавать, хоть Нора и учила меня, когда я была маленькая, во множестве муниципальных бассейнов в самых разных точках побережья.
Но вдруг, безо всяких усилий с моей стороны, я вылетела пробкой на поверхность, задыхаясь, кашляя и отчаянно пытаясь глотнуть воздуха. Я видела деревянный корпус «Единорога», вырастающий из тумана, и бесстрастное лицо Эффи, стоящей на причале, но не успела крикнуть, как меня снова потянуло на дно. На этот раз вода была холодней и темней, и я удивилась, когда снова вылетела на воздух, подобно пробке от бузинного шампанского. Я едва успела вдохнуть, как воды сомкнулись у меня над головой в третий раз, — а ведь мы знаем, что третий раз за все платит.