— Суд Богов — подсказал ему Унс, плюхаясь в кресло, стоящее у стены.
— Я сделал то, что было нужно сделать — уклончиво ответил ему я.
— Да-да-да — покивал Борн — А что до Гарольда, то какие тут могут быть обиды? Семья, как ты верно заметил, это семья. Но — прошу за стол. Сначала еда, а уж потом беседы. Прошу прощения за скудное угощение, на дворе день, повара еще не начинали готовиться к вечернему пиру.
Ну, не знаю. Если это скудное угощение, что же будет вечером? Как по мне — стол ломится от снеди. Да что по мне. Вон, даже Карл полностью счастлив, а уж ему угодить трудно.
Мало того — это все еще и очень вкусно было. Так, что можно язык проглотить. Хотя, ради правды, мне сейчас любая еда вкусной покажется. Просто в последний раз я ел от души даже не помню когда.
— Прожорлив — глядя на то, как я уписываю холодную телятину, сказал Рози Унс и отпил вина — Я так понимаю, ты собираешься его захомутать? Смотри, на еде разоришься.
— Ничего, у меня состоятельная семья — холодно ответила ему де Фюрьи — Как-нибудь прокормим.
Интересно, что ее больше задело — то, что Унс абсолютно верно и буквально с лету определил статус наших отношений, или слово «захомутать»? Или и то, и другое?
— Ну-ну — насмешливо произнес Унс и обратился ко мне — А скажи мне, вечно голодный юноша, что с моей наградой? Когда я смогу ее получить?
— Монброн придет — скажет — прожевав кусок, пообещал я — Все по-честному будет.
— Надеюсь — Унс подставил опустевший бокал слуге — Налей еще. Так вот — надеюсь. А то некрасиво выйдет. Сами посудите — и я без заслуженного золота, и вас Герхард в черном теле до конца учебы держать станет.
— С чего это? — не донес вилку с куском телятины до рта я — В смысле — в черном теле?
— А как ты думал? — заулыбался Два Серебряка — Я ведь не поленюсь и подробно отпишу какие его подмастерья неумехи, интриганы и обманщики. И как они его имя опозорили перед всей Силистрией. Или даже перед всем Югом. Ну, и еще чего-нибудь выдумаю, особо для него мерзкое и унизительное. Старина Шварц крайне самолюбив, это мне хорошо известно. На многие вещи ему плевать, но не на чистоту своего имени. Так что вам лучше сразу будет вешаться.
— «Вам» — всем нам? — уточнила Эбердин — Или «вам» — Эрасту и Гарольду? Просто я тут вроде как ни при чем, я вас вообще сегодня первый раз в жизни вижу. И, скорее всего, последний.
Унс задумчиво посмотрел на нее, поболтал вино в кубке, а после сказал:
— Не знаю, не знаю. В годы моего ученичества мы все были как одна семья. Если кто-то попадал в переделку, остальные за него горой вставали.