…Полицейский покрутил банку с грибами на ладони перед лампой и что-то тихо сказал исправнику. Тот кивнул, и больше банку не трогали, а принялись за кадушки. Полицейский выбросил на пол деревянные кружки и холстиновые тряпочки, которые мать всегда подкладывала под кружки. Сильно и вкусно запахло чесноком, укропом, мокрыми смородиновыми листьями. Полицейский запустил руку в кадушку, огурцы не поддавались, он чертыхнулся и опрокинул кадушку на бок. Огурцы запрыгали по полу, рассол полился в щель около печки.
Мать вздохнула:
— Зачем добро портите?.. Ничего там нет.
Отец босой стоял около печки. Он переступил через ручеек рассола и успокоил мать:
— Пусть удостоверятся, Маша.
Кадку с капустой городовой, приподняв, перевернул, и капуста сразу вывалилась на пол грудкой. Наташка засмеялась. Видно, вспомнила, как летом с подружками лепила из влажного песка куличики.
В капусте блестели, как огоньки, кружочки моркови. Мать опять вздохнула. Отец, поняв, о чем она думает, сказал:
— Займешь у Кузнецовых или у Баландиных, они много нарубили.
Городовые вышли. Сразу послышалось кудахтанье и истошный крик петуха. Отец засмеялся:
— Как бы им там наш кочет глаза не выклевал!
Вернулись все в перьях. Исправник Лавров поднялся с табуретки и, повязывая башлык, сказал:
— Одевайтесь, господин Мартынов! Если можете, побыстрее.
Мать всхлипнула, глядя на нее, заплакала Наташка. Отец, подвертывая портянки, попросил:
— Собери, Маша, на дорогу.
Лавров повторил:
— Поторапливайтесь.
Мать отрезала от каравая большую краюху, принесла из сеней две воблины, достала из горки сахарницу.
— Не надо сахара, — сказал отец. — Обойдусь.
Разговор о еде, краюха и вобла, видно, вызвали аппетит у городового. Он выбрал на полу огурец и с хрустом откусил почти половину. Отец вежливо поддержал:
— Приятного аппетита!
Мать добавила:
— Кушайте на здоровье, все равно выбрасывать.
Лавров глянул на городового, тот поперхнулся, торопливо бросил недоеденную половинку.
— Пошли, господин Мартынов!
Отец обнял мать, поцеловал Наташку, Петьке и Андрею, как мужчинам, пожал руки и попросил:
— Помогайте матери!..
Недели через две мать пришла с фабрики рано. Молча скинула черный платок, который она начала носить после ареста отца, подняла крышку сундука и начала перебирать вещи: свое зеленое, с широкой каймой, шерстяное платье — она надевала его только по большим праздникам, — ботинки на пуговицах, черную пару отца. Рассмотрев на свет костюм, мать заплакала — пиджак сильно испортила моль.
Петька и Наташка, не поняв в чем дело, дружно заревели. Правда, Петька плакал с явной неохотой, исключительно за компанию с сестренкой, искоса посматривая на старшего брата: «Не пора ли прекратить это немужское занятие?»