На диво крепкими руками,
И стали партизанские ножи
Послушными хозяйскими ножами…
Хотя деткомиссия являлась учреждением штатским, Андрей по привычке написал не заявление, а рапорт и передал его через секретаря Дзержинскому.
На другой, день Феликс Эдмундович, встретив Мартынова в коридоре, сухо сказал:
— Зайди!
У Андрея екнуло сердце: «Откажет!» Дзержинский достал из папки рапорт и вслух прочел:
— «Прошу откомандировать меня на учебу. Обязуюсь после получения образования вернуться обратно на работу».
Поднял глаза на Мартынова. Андрей заметил в них веселые искры и облегченно подумал: «Отпустит!»
— Сколько лет учиться собираетесь?
— Пять… Два года на подготовительном, три на основном…
— Значит, считаете, что мы с детской беспризорностью за пять лет не справимся?
— Наверное, раньше…
— Тогда зачем написал, что обратно придешь?
— Я про ВЧК…
— Если бы мне сейчас было столько же лет, как тебе!
Красным карандашом написал на рапорте: «Согласен».
И Мартынов, двадцати лет, женатый, глава семьи, член РКП(б), чекист запаса, превратился в студента подготовительного курса педагогического института.
Было трудно. Хорошо, что Феликса забрали к себе в Иваново дед и бабушка. Зарплаты Нади и стипендии едва хватало на двоих. Каждое воскресенье Андрей утром отправлялся на товарный двор Курского вокзала: Московский Совет распорядился, чтобы биржа труда посылала студентов на погрузку вагонов вне очереди.
Самым трудным оказалось за два года одолеть программу средней школы. Особенно тяжело давалась алгебра. Сначала Андрей получал одни «уды». Преподаватель Лапин, из бывших офицеров, каждый раз сопровождал отметку, одним и тем же разговором:
— Не знаю, дорогой товарищ, что с вами делать… Впереди у вас в институте интегральное исчисление, а способностей никаких… — И добавлял с ехидством: — Вот в Германии, говорят, даже лошади интегрируют.
Андрей невозмутимо отвечал:
— Возможно. Постараюсь догнать лошадь.
К концу года Лапин сдался, поставил «отлично».
— А вы упорный, Мартынов…
Был январь 1924 года. Стужа. В Колонном зале Дома союзов лежал Ильич. Андрей встал в очередь в три утра. Мимо гроба прошел в одиннадцать. В почетном карауле стоял Дзержинский. Бледное суровое лицо, казалось, высечено из мрамора.
После занятий в институте Андрей бежал в библиотеку Румянцевского музея, переименованную в начале 1925 года в Публичную библиотеку имени В. И. Ленина. Только там и можно было поработать и, что греха таить, за десять копеек получить в буфете ужин. И дешево, и без хлопот, не надо обременять Надю.
Вечером 31 октября 1925 года Андрей шел домой по Знаменке. У ворот большого дома дворник поднимался по лестнице с траурным флагом, Мартынов не обратил бы внимания, если бы прохожий не спросил дворника: