Я же ринулся вверх по лестнице с той скоростью, с которой идет на подвиг благородный муж, когда кровь кипит в его венах. Инспектор Аддингтон Пис мог быть самым всемогущим детективом из всех живых и вымышленных романистами, но играть на флейте по вечерам он не будет, пока Джеймс Филлипс остается его соседом снизу.
Я постучал в дверь. Звуки прекратились.
– Входите! – сообщил приятный голос.
Инспектор Аддингтон Пис сидел перед камином, озарявшим серый декабрь светом гостеприимства. Он был невысокого роста, гладко выбрит, румяный и кругленький, как куропатка по осени. Что до возраста, то ему было от тридцати до сорока – точнее по виду не скажешь.
Он не стал вставать, но приветливо глянул на меня своими ярко-голубыми глазами поверх очков в золотой оправе. И как утюг заглаживает складки на ткани, так этот взгляд сгладил мое напряжение.
Нельзя ругать человека, который принимает вас как дорогого гостя, – даже если он плохой музыкант. Потому я стоял в дверях, молчал и переминался с ноги на ногу.
– Ваше негодование совершенно обосновано, мистер Филипс. – Пис грустно улыбнулся флейте, которую все еще сжимала его пухлая рука. – Мои труды не спешат увенчаться успехом.
– Но откуда… – начал я.
– Тц-тц, сэр! – прервал тот. – Сперва вы обрывали шнур звонка, потом хлопнули дверью и пронеслись вверх по лестнице. Кем вы еще можете быть и что еще могло вас сюда привести?
Я рассмеялся в ответ: мне нравилось его чувство юмора. Он предложил мне отличную сигару, я ее раскурил, уселся в кресло – и вскоре забыл все свои печали за приятной беседой. Час пролетел незаметно, и, собираясь уже уходить, я спросил, не согласится ли тот отужинать со мной, когда я вернусь из Клаудшема в Норфолке, где собирался провести Рождество. Пис ответил, что это было бы замечательно, а затем, наклонившись прикурить от уголька, спросил:
– Собираетесь остановиться у барона Стина?
– Да.
– А почему?
– Почему? – эхом ответил я.
– У вас есть родственники? Друзья?
– Мой единственный родственник – дядюшка, старый сморчок, что живет близ Карлайла и до сих пор ругает меня последними словами за то, что я отказался зарыть в землю данный мне талант и заняться цифирью в прокуренной конторе. Что же до друзей – я довольно богат, инспектор, потому в друзьях недостатка не испытываю. А вы имеете нечто против барона Стина?
– О нет, ничего, – ответил тот в свою флейту, отчего его слова прозвучали странно и загадочно.
– Я знаю, он довольно дерзко сыграл на бирже, и те, кого он обыграл, теперь на него злы… но сложно найти второго такого понимающего друга. Потому – да, завтра я еду в Клаудшем.