Свет фонаря погас, и теперь голос шел как бы из африканской темноты. Липпинкотт старательно вглядывался в темноту, но не мог разглядеть говорившего.
– Послушайте, – сказал он в темноту, – я не знаю кто вы, но я могу сделать вас богатым. Поздравляю, вы так напугали меня, что я чуть не наложил в штаны. Так сколько?
– У меня уже есть то, что мне надо, Липли.
– Кто вы?
– Это и есть твой один вопрос?
– Нет, мой один вопрос другой: что вы хотите?
– Хорошо, Липпи, я отвечу на него. Я хочу отомстить за свой народ. Я хочу, чтобы меня приняли в доме моего отца.
– Я куплю дом вашего отца. Сколько он стоит?
– Ах, Липпи, Липпи, глупый ты, Липпи!
– Послушайте, я хочу жить, – сказал Липпинкотт, стараясь удержать опускающийся на пятки зад. – Я так унижаюсь перед вами. Так сколько вам дать за мою жизнь?
– Нисколько. И плевал я на твое унижение. Я тебе не какой-нибудь гарлемский чистильщик обуви, называющий себя Абдуллой Бабуль Амиром. А самоунижение еще никому не приносило пользы.
– Вы белый? Я вас не вижу.
– Нет, Липпи, я – черный. Африканец. Тебя это удивляет?
– Нет. Многие блестящие умы в мире – черные.
– Будь у тебя хоть какой-то шанс, ты бы взбесился, услышав от кого-нибудь такую чушь, – сказал голос. – Мне-то лучше знать. Я знаю каждого из вас – Липпинкоттов и Форсайтов. Среди вас нет ни одного, кто не был бы расистом.
– Так что же вы хотите? – спросил Липпинкотт. – Что вам надо?
Было ясно, что этот человек сохранял его жизнь для какой-то своей цели. Тишина. Вдалеке взвыла гиена. И ни львов, ни машин, ни людей.
– Я могу добиться для вас признания Америки, – сказал Липпинкотт. – Моя семья может это устроить.
– Кто такая Америка, чтобы признавать или не признавать меня?
– Так чего же вы хотите?
– Кое-какую информацию.
– Если вы меня убьете, вы ее не получите.
– А я сначала получу ее, а потом убью тебя. Существует много способов умереть, и некоторые из них не так уж плохи.
Липпинкотт не сомневался в намерениях этого человека, и, как многие из тех, кто страшится смотреть смерти в лицо, попытался успокоить себя маленькой ложью. Он сказал себе, что его пощадят, если он скажет этому человеку правду.
– Ведь это не министр общественной безопасности рассказал тебе о том доме, не так ли?
– Нет, не он, – сказал Липпинкотт, вспоминая снова об ужасном трупе, болтающемся на дереве рядом с его головой. – Мне рассказал о нем мой бой Валла.
– Неважно, министр все равно должен был умереть, – сказал голос. – В отличие от большинства членов правительства, он не разделял мой взгляд на вещи. Ладно, как мне известно, ты собирал сведения о кораблях работорговцев и о начале работорговли в Штатах. Была такая плантация Батлера, на которую у тебя до сих пор сохранились документы, не так ли?