…Не Воропаева гребаное дело, почему я второй час торчал в спортзале, вместо того чтобы после тренировки идти домой. Давно закончился седьмой урок, а я все бил и бил боксерскую грушу, вымещая на ней злость, стараясь не вспоминать о данном матери обещании. Не вспоминать о Бате, о незнакомой больной старухе и ее ненавистной внучке, прокравшейся в мои мысли…
Не знать, не видеть, не думать? Не вспоминать? К черту! Я не хотел ее чувствовать, вот что оказалось главным. Со всем остальным можно было жить.
Она стояла на остановке. В белой шапке, светлой курточке и новых сапожках. Топталась, подпрыгивала на месте, выглядывая меня среди прохожих, от нетерпения поднимаясь на носочки, а заметив, смутилась. Или умело сыграла смущение, попятившись назад. Туда, где ей давно стоило укрыться от ветра под навесом.
Я остановился и закурил, встретив ее ожидание равнодушным взглядом. Закинув сумку на плечо, отвернулся к обочине дороги. Холодный ветер играл моими волосами, кусал щеки колючей моросью, занося бордюры и тротуары белой крупянистой крошкой… После тренировки мышцы горели, и кровь в венах еще не успела остыть, разгорячив кожу, но я все равно отвернул вверх воротник куртки и опустил подбородок, не желая отдавать ветру это тепло. Испугавшись вдруг, что ему под силу выстудить из меня раздражение – неясное и острое, новое. Которое никуда не делось, а снова тлело внутри непогасшим костром в опасной близости от девчонки.
– П-привет. Я подумала, что-то случилось. Уроки закончились, а ты все не шел и не шел… И я не знала, что делать.
Я скорее догадался по движению ее губ, чем услышал голос, так тихо она говорила. Прошло десять минут, прежде чем у девчонки хватило смелости подойти, и сейчас она стояла возле моего плеча, с беспокойством заглядывая в лицо, еще больше раздражая своей близостью.
Хорошо, что было так легко ее оттолкнуть. Гораздо легче, чем заставить себя не смотреть на девчонку.
– Кажется, скелетина, я просил тебя не приближаться ко мне.
– Да. Но здесь ведь никого нет? И я волновалась.
– Без разницы. Никогда не говори со мной, слышишь? Никогда. И не подходи.
– Я просто хотела…
– Плевать, что ты хотела! Ты как была никем для меня, так никем и останешься. И мать мне здесь не указ! Я ей не поводырь, чтобы водить тебя за руку.
Подошел автобус, и я молча встал на подножку, отшвырнув сигарету в сторону. Заплатив за себя кондуктору, прошел к пустующей задней площадке, чтобы бросить сумку на свободное сиденье. Девчонка зашла следом в просторный салон и сейчас ковырялась в карманах новой куртки в поисках денег, которые ей дала мачеха. Ее щеки зарделись, а губы поджались, но мне было все равно. Я не стыдился своих слов. Это была ее обида и ее вина – оказаться дочерью отчима. Нежданной гостьей в нашем новом доме. В моей семье и моей жизни, в которой я не намеревался терпеть ту, что хотела забрать у меня ее часть.