Моя новая теория теперь выглядела так. Ясно, что второй вид людей живет под землей. Три различных обстоятельства привели меня к такому заключению: прежде всего, они редко появлялись на поверхности земли, по-видимому, вследствие давней привычки к подземному существованию. На это указывала их блеклая окраска, присущая животным, обитающим в темноте, — вспомните, например, о белых рыбах, которые живут в пещерах штата Кентукки. Глаза, отражающие свет, — это тоже характерная черта ночных животных, таких, например, как кошки или совы. И наконец, явное замешательство при дневном свете, поспешное неуклюжее бегство в темноту, особая манера опускать на свету лицо — это подкрепляло мою догадку о крайней чувствительности сетчатки их глаз.
Земля под моими ногами, видимо, была изрыта туннелями, в которых обитала новая раса. Существование вентиляционных башен и колодцев по склонам холмов — всюду, кроме долины реки, — показывало, что туннели образуют огромную, разветвленную сеть. Разве не естественно было предположить, что в искусственном Подземном мире шла работа, необходимая для благосостояния дневной расы? Мысль эта была настолько правдоподобна, что я тотчас принял ее и стал размышлять дальше, отыскивая причину разделения человечества. Боюсь, что вы с недоверием отнесетесь к моей теории, но что касается меня самого, то я в скором времени убедился, насколько она была близка к истине.
Мне казалось ясным, что постепенное углубление теперешнего социального различия между Капиталистом и Рабочим было ключом к разгадке. Это покажется вам ироническим преувеличением, но ведь уже теперь существуют обстоятельства, которые указывают на такую возможность. Все чаще проявляется тенденция использовать подземные пространства для нужд цивилизации, которой не нужны изящества: существует, например, подземная железная дорога в Лондоне, строятся новые электрические подземные дороги и туннели, существуют подземные мастерские и рестораны, причем они растут и множатся. Я думаю, эта тенденция все усиливалась, и промышленность в конце концов совсем исчезла с поверхности земли. Все глубже и глубже под землю уходили мастерские, где рабочим приходилось проводить все больше времени, и наконец… Даже теперь — разве искусственные условия жизни какого-нибудь ист-эндского рабочего не отрезают его фактически от поверхности земли?
А тенденция, характерная для богатых людей и вызванная все большей утонченностью жизни, — тенденция расширять пропасть между ними и оскорбляющей их грубостью бедняков тоже ведет к захвату привилегированными сословиями все большей и большей части поверхности земли. В окрестностях Лондона и других больших городов уже, наверное, добрая половина самых красивых мест недоступна для посторонних! А неуклонно расширяющаяся пропасть между богатыми и бедными, результат продолжительности и дороговизны высшего образования, а также стремление богатых к утонченным привычкам — разве не приведет это к тому, что соприкосновение между классами станет все менее частым? В конце концов на земной поверхности должны будут остаться только имущие, наслаждающиеся удовольствиями и красотой, а под землей окажутся все неимущие — рабочие, приспособившиеся к подземным условиям труда. А очутившись там, они, без сомнения, должны будут платить имущим за вентиляцию своих жилищ. Если же они откажутся от этого, то умрут с голода или задохнутся. Неприспособленные и бунтовщики просто вымрут. Мало-помалу при установившемся равновесии такого порядка вещей уцелевшие неимущие приспособятся к условиям подземной жизни и сделаются такими же счастливыми, на свой собственный лад, как и жители Верхнего мира. Как мне казалось, утонченная красота одних и бесцветная бледность других имели вполне естественное происхождение.