Во-вторых, в структуре обеих моделей присутствует функция миграции, позволяющая определить, какая часть сельского населения ежегодно переезжала в города из-за соотношения уровней несельскохозяйственного и сельскохозяйственного потребления на душу населения. Я задаю более высокое значение функции в условиях коллективизации, чтобы отразить влияние раскулачивания, недовольства крестьян мерами принудительной коллективизации, а также мироощущения жителей деревни, согласно которому будущее страны было связано с городом (Фицпатрик. 1993; 1994).
В-третьих, уместно предположить, что сектор частной торговли продолжал бы развиваться и в условиях нэпа, следовательно, доход крестьян был бы равен стоимости продукции, реализованной по розничной цене, за вычетом налогов с продаж, а также трудовых и капитальных издержек, необходимых для транспортировки и переработки этой продукции в потребительский товар. При коллективизации значительная часть разницы, возникающей между стоимостью товаров в государственных и кооперативных магазинах и величиной трудовых и капитальных издержек, поглощалась за счет налога с оборота. Основное бремя налога легло на плечи жителей деревни, поскольку поставки продукции по заказам были слабо подвержены влиянию ценовых колебаний. В рамках модели нэпа я делаю предположение, что на смену налогу с оборота, а также менее высокому сельскохозяйственному налогу приходит универсальных налог на все виды денежных доходов, включая заработную плату и доход от сбыта сельскохозяйственной продукции. При этом величина налоговой ставки на денежный доход такова, что позволяет получить сумму, равную совокупным отчислениям по налогу с оборота и сельскохозяйственному налогу. В этом случае часть бремени по уплате налога переходит от крестьян к рабочему классу.
В-четвертых, моя модель коллективизированной экономики предполагает, что на выполнение государственного продовольственного заказа уходило 80 % объема предложения со стороны аграрного сектора, а оставшиеся 20 % крестьяне добровольно реализовывали на колхозных рынках. Следовательно, объем продаж на колхозном рынке я воссоздаю в виде функции от уровня цен на колхозном рынке. Модель нэпа, напротив, строится на условии, что поставки сельскохозяйственной продукции на продажу в рамках колхозного рынка производятся исключительно на добровольной основе, поэтому я задаю этот показатель в виде функции от среднего уровня цен по всем категориям продаж.
Следует также отметить, что между моими моделями экономики коллективизации и экономики нэпа существуют важные параллели. Так, ни в одной из них способ организации сельского хозяйства не является ключевым фактором; вместо этого обе модели строятся вокруг взаимосвязи между аграрным сектором и остальной экономикой. Более того, формирование нэпа я произвел в направлении, максимально ориентированном на рост. В частности, я предполагаю, что в условиях нэпа проведение таких мер, как механизация сельскохозяйственных операций и акцент на технические культуры (например, хлопок) будут пропагандироваться так же активно, как это было характерно для реального исторического периода.