Экономическое развитие Российской империи, которое по ряду признаков можно считать впечатляющим, тем не менее было недостаточно стремительным, чтобы повлиять на рост реальной заработной платы рабочих или привести к формированию социал-демократического типа менталитета. Поэтому революционные события 1917 г. требовали более веских оснований, чем простое неравенство в развитии, хотя характер экономического развития царской России не мог не вызвать резкую реакцию населения. Аналогичная судьба постигла многие периферийные государства, где подобные черты развития привели к политической нестабильности и социальному расколу общества по классовой принадлежности.
Уровень жизни сельского населения
Революции 1905–1907 и 1917 г. можно в равной степени отнести как к категории городских бунтов, так и к категории волнений сельскохозяйственной общины. В обоих случаях требования крестьянства были сходны: они хотели очередного перераспределения земельных участков и передачи их в собственность, причем не в индивидуальное владение, а в общинное. Эта особенность сформировалась в ходе событий 1917 г., когда государственная политика совершила коренной поворот, и от поддержки общины, характерной для периода, предшествующего революции 1905 г., правительство перешло к мерам по ликвидации общинного строя. Обе волны бунтов — крестьянских и рабочих — стали отражением фундаментальных экономических противоречий российского общества, хотя следует отметить, что у каждого революционного периода были особенные аспекты, которые влияли на характер событий.
Традиционный подход к исследованию крестьянских революций — отнесение их к категории примеров, иллюстрирующих феномен так называемой аграрной инволюции. Стремительный рост численности населения страны вкупе с нехваткой пахотных земель и общей технологической отсталостью сельскохозяйственной отрасли привели к возникновению небольших фермерских хозяйств, а также стали причиной низкой производительности труда и крайне невысокого уровня дохода населения. Поэтому можно утверждать, что революция являлась закономерной реакцией крестьянства на нищету, и в этой ситуации экспроприация владений знати становится логичным пунктом политической программы[25].
Аргументация в пользу подобной точки зрения весьма неоднородна. В качестве распространенного доказательства используется тот факт, что рост обрабатываемых площадей был крайне медленным, в то время как население росло стремительными темпами. Вполне очевидным результатом являлось постоянное сокращение наделов, отдаваемых в пользование крестьянам, что соответствует «инволюционной теории». Еще один аспект, свидетельствующий об обнищании населения, — долги по выкупным платежам. Подобный взгляд на развитие русской деревни вполне согласуется с точкой зрения Гершенкрона, который предполагал, что причиной замедления роста производительности сельскохозяйственного сектора и статичности объемов производства является сохранение общинного типа землевладения. Однако при этом не представляется возможным соотнести данные заключения с замечаниями Грегори, согласно которым в стране наблюдался существенный рост объемов производства и производительности труда. В действительности же сокращение пахотных земель на каждого крестьянина — это лишь одна сторона медали, поскольку этот процесс сопровождался постоянным расширением осваиваемых территорий за счет включения в оборот степей и западной части Сибири. Площадь сельскохозяйственных угодий все больше расширялась, причем в оборот попадали территории, почва на которых была довольно высокого качества. В 1885–1913 гг. темпы прироста сельскохозяйственных угодий практически совпадали с темпами роста населения: 1,3 % против 1,4 % в год соответственно, а поголовье скота в эти же годы росло еще быстрее — ежегодный прирост составлял около 1,7 %.