Я одарил его ледяной улыбкой.
– Комитет по снежным фигурам.
– Я так и думал. В глубине души ты всегда был эстетом, правда? Я буду отвечать за спортивную часть, Бринкеру можно поручить музыку и еду, и еще нужен кто-то, кто будет делать украшения, – венки из остролиста и все такое прочее. Кто-нибудь, кто умеет управляться со всякими растениями. А, знаю! Чумной.
Я в недоумении отвел взгляд от звезды, которую он выдавливал на гипсе, и посмотрел ему в глаза.
– Чумной уехал.
– Ах да. Чумного же не будет. Ну тогда кто-нибудь другой.
И поскольку это была идея Финни, все случилось ровно так, как он сказал, хотя и не с такой легкостью, с какой воплощались его прошлые озарения. Потому что наше общежитие с каждой неделей испытывало все меньше энтузиазма. Бринкер, например, с того самого утра, когда я отрекся от его плана поступления на военную службу, начал последовательно и решительно отходить от школьных дел. Он не сердился на меня за перемену намерений и, по сути дела, сам тут же изменил свои. Если он не смог записаться в армию – а при всей своей самодостаточности Бринкер мало что делал в одиночку, – он мог, по крайней мере, перестать быть столь многообразно гражданственным. Посему он ушел с поста президента дискуссионного клуба «Золотое руно», прекратил писать свои духоподъемные колонки в школьную газету, снял с себя обязанности председателя подкомитета «Братство добрых самаритян», Комитета по делам детей из местных неимущих семей, приглушил свой баритон в церковном хоре и даже в пароксизме безответственности ушел из Ученического совещательного комитета при Директорском распорядительном благотворительном фонде. Его благопристойное облачение исчезло, он стал одеваться в брюки цвета хаки, подпоясанные военным ремнем, и ботинки, громыхавшие на ходу. Когда я пришел к нему с предложением Финни, он спросил с разочарованным видом, который полюбил напускать на себя в последнее время:
– Кому нужен Зимний карнавал? Что мы собираемся праздновать?
– Зиму, полагаю.
– Зиму! – Он посмотрел в окно на пустое небо и слякотную землю. – Честно признаться, не вижу, что тут праздновать, – зиму, весну или еще чего.
– Финни впервые что-то придумал после… своего возвращения.
– Он ведь в некотором роде недееспособен, так ведь? Надеюсь, он ничего такого не замышляет?
– Нет, он ничего не замышляет.
– Ну, ладно, если ты думаешь, что Финни хочется именно этого… Хотя здесь никогда не устраивали никакого Зимнего карнавала. Может даже, существует правило, запрещающее его проведение.
– Понятно, – сказал я тоном, заставившим Бринкера поднять глаза и встретиться со мной взглядом. В этом заговорщическом обмене взглядами все его сомнения рассеялись, ибо Бринкер-Законодатель на определенный период превратился в Бринкера-Бунтаря.