В отличие от значительного числа протестантских церквей, благословляющих гомосексуальные союзы и посвящающих в сан гомосексуалистов, католическая церковь в этом вопросе придерживается традиционных взглядов. Но СМИ делают свою работу, приучая аудиторию к мысли о том, что католицизм вполне совместим с гомосексуализмом. Например, в либеральной прессе на первой полосе можно увидеть заголовок «Папа хочет признать нетрадиционную семью» [14]. Конечно, из текста статьи, помещенного уже на другой полосе, выяснится, что гомосексуализм католическая Церковь «однозначно считает грехом», но читатель уже вовлечен в игру технологии по превращению табуированного в норму. Аналогичную стратегию СМИ можно наблюдать и в отношении других традиционных ценностей. Например, статья с заголовком «Папа согласился на развод» будет строиться на таких вербальных конструктах, как «возможно, скоро», «похоже», «с другой стороны», и содержать в себе чистый домысел журналиста[15]. Объявленный факт в заголовке будет обеспечен натянутой гипотезой автора статьи в верном расчете на то, что оставит след в сознании читателя.
С точки зрения антропологии, торжество гомосексуальных ценностей в Европе весьма симптоматично. Оно обнаруживает старость Европы, ее культурную вялость. Каким-то искусственным образом прогрессивный протестантизм сегодня пытается привить христианству третий путь. Не путь духовного плодородия, выразителем которого является монах, не путь мирского, но освященного Церковью, плодородия, связанного с идеалом супружества, но путь удовольствия. Удовольствие – удел бесплодных стариков. Современный гомосексуализм освещает постаревшее лицо западного христианства. О чем задумываются и сами западные христиане. На конференции по гомосексуальным бракам, прошедшей в 2013 году в Госдуме, французские делегаты заявили: «Европейской цивилизации приходит конец, вся надежда только на Россию и Православную церковь» [16].
Дело не только в том, что гомосексуализм прямо противоречит христианству. Главным здесь является аргументация, защищающая нетрадиционные ценности. Вновь человек и его права поставлены во главу угла. Субъективность для Запада выступает сегодня высшей ценностью, упраздняя любые другие ценности.
Люди-nones
На частном антропологическом уровне смерть Бога выражается в психологизации религии и синкретическом мировоззрении. Религия начинает восприниматься как вид психотерапии [17]. Но смысл религии и психотерапии противоположен, ибо психотерапия имеет своим пафосом примирение человека с миром и с самим собой. Она помогает человеку социализироваться и обрести заветное чувство «я сам», то есть чувство, говорящее человеку: «я делаю себя сам, а значит, имею на себя права». Религия, напротив, требует от человека порвать все связи с миром и велит ему жить в мире этом, но по законам мира иного, центрируя сознание Богом. Синкретизм, позволяющий человеку одновременно утверждать то, что он является буддистом, христианином и последователем Кастанеды, есть не что иное как избирательная толерантность на частном уровне, то есть примирение истин, каждая из которых сама по себе есть полнота. Такое состояние сознания скорее свидетельствует о собственном хаосе и разрозненности, нежели о широте.