— Помоги застегнуть. Не видишь, мучаюсь?
Она молча застегнула крючки и с изумлением посмотрела на меня.
— Алинка, ты чего? Обиделась, что ли?
— Нет, — коротко бросил я.
— Но я же пошутила про «командира».
— Какого командира?
— Ну, сказала, что прическу делает.
— И что? Я не могу прическу делать?
Нет. Я не обижался на нее, мне просто вдруг захотелось покапризничать. Если честно, я и сам не понимал, откуда у меня появилось такое желание.
— Алин, у тебя что, месячные начинаются? Живот не болит?
— Ниче у меня не болит, отстань, — я, делая вид, что не замечаю ее, достал джинсы и бросил их на кровать.
Джинсовая юбочка и несколько футболочек. Но, подумав, я одел майку и легкую короткую юбку, которую любила носить Вера. Одел я ее, скорее, ей назло, зная, что она сама обязательно бы ее одела сегодня.
— Где мои старые босоножки? — спросил я, держа в руках один туфель.
— Там ремешок порвался, — так же сердито ответила она. — Ходи в этих.
— Я не могу в них ходить.
— Ха-ха, рассмешила, — она показала язык и, раздевшись, шмыгнула в душ. — Не можешь ходить, тогда летай! И юбку мою сними! — крикнула она, закрывая дверь.
— Ага, сейчас! — громко ответил я и вполголоса добавил: — Коза!
— От козы слышу! Ха-ха! — услышал я из-за дверей.
Я подошел и посмотрел в зеркало. Так не хотелось ничего делать. Увидев заколку, я просто собрал волосы на затылке и закрепил их. Такие конские хвосты я научился делать еще там, в школе для рабынь. Осмотрел лицо: губы какие-то бледные. Взял наугад помаду.
— Ну так и нормально, — произнес я. Хотел подкрасить ресницы, но передумал. Они и так длинные и пышные, к тому же черные. Это же касалось и бровей. Видимо, вместе со всеми лишними волосами на теле у меня не будет проблем и с бровями. Я такими, какие они сейчас есть, их всегда помню, хотя ни разу и не выщипывали, и не красили. Еще бы от макияжа меня избавили бы. Я послал поцелуй отражению в зеркале и, громко стуча каблуками, направился из комнаты.
Где-то в районе Останкино
В то время, как мы пили водку под шашлычек и коньячок, в двери одного из ресторанов вошел мужчина лет сорока-пятидесяти, одет он был в гражданский дорогой костюм, но в его фигуре и поведении все говорило о том, что он принадлежит к силовым структурам. Он внимательно осмотрел зал, в котором было не так уж много народу, и, не останавливаясь, направился к одному из столиков, занимаемому человеком, чью принадлежность к конкретному слою общества также можно было определить без труда. Стоило только взглянуть на его руки, украшенные всякого рода наколками, и в том числе перстнями с карточными мастями.