***
Едва Герман переступил порог родной клиники, как на него со всех сторон посыпались расспросы и выяснения причины его скорого возвращения. Соорудив дежурную фразу о том, что скучал без клиники и всех ее обитателей, он направился к великому и ужасному.
- Приветствую, ИванСаныч! – жизнерадостно возвестил Герман.
ИванСаныч поднял глаза от компьютера и внимательно посмотрел на вошедшего. Удивления или радости не выказал. Только чуть прищелкнул языком и глубокомысленно изрек:
- Твой Григораш в интенсивной терапии. Упился, идиот. Отек головного мозга. Вчера поступил.
- Вот достали эти… - Липкович выругался. – Я могу ковыряться в их мозгах за их деньги, но новые не вставлю!
- Ну раз уж пришел, так, может, поковыряешься? Этот экземпляр на вес золота. Еще угробит его наш орел Эгембердиев, а?
- Я официально в отпуске, - Герман расположился на диване и подхватил с тумбочки первый попавшийся журнал.
- И как он проходит?
- Плодотворно, - Герман с шумом перелистнул страницу.
- Поздравляю. А что тогда к нам, работягам, приперся?
- Вызывать чувство зависти. Но так уж и быть. Григораша возьму.
- Эгембердиев обрадуется, - хмыкнул великий и ужасный. О том, как Эгембердиев не любит брать «чужих» пациентов, ходили легенды. – Так что? В свое таинственное путешествие не поехал?
- Почему? Поехал. Уже вернулся.
- Ааааа… Кофе будешь?
- Нет, спасибо. Я попозже на кофе зайду. Пока к себе схожу, - Герман поднялся.
- Давай. Там твоя Нескородева с утра не в духах. Всех отправляет на общий анализ крови. Только и успеваю, что отлавливать и перенаправлять к Эгембердиеву.
- Да? Ну-ну… - многозначительно выдал Липкович и вышел от Ивана Александровича.
Кабинет встречал его тишиной и нестертой пылью на рабочем столе. Единственное, что напоминало о том, что он отсутствовал неделю. В остальном все осталось, как было. Будто бы вся жизнь не полетела в совершенно неожиданном направлении, да еще и на скорости, явно превышающей установленную ПДД.
Сначала в дверь сунулась острая мордочка медсестрички с сакраментальным вопросом:
- Герман Валентинович, а хотите я вам чаю принесу?
Потом медсестра была вытеснена Юлькой.
- Спасибо, Наташик, я сама! – сообщила бывшая и вошла в кабинет.
- С чего вдруг? – удивился Герман.
Дверь захлопнулась, а Юлька уже выливала остатки воды из чайника в поддон от фиалки на окне. Улыбка на ее лице была ангельской. А значит, великий и ужасный прав – не в духах.
- Что ж, по-твоему? Я не могу уже тебе и чаю заварить? – поинтересовалась она. – Или ты теперь даже чай из моих рук не примешь?