— А вам больно, Катрин? В самом деле, больно? Вы не придумали себе эту боль?
Она слабо дернулась в его руках. Показалось… ей все показалось. И весь разговор по дороге домой был лишь в ее голове.
— Вы по-прежнему не верите мне, — она помолчала и, сделав глубокий вдох, сказала: — Мессир, вы вправе поступать, как сочтете нужным. Я подчинюсь любому вашему решению.
— Я верю вам, — прошептал он, удерживая ее, не давая ей вырваться. — Я верю вам, если вы верите самой себе. Потому что люблю вас слишком сильно, чтобы не верить. Вы слышите, Катрин? Я вам верю!
Она приложила ладони к его рукам.
— Слышу, — шепнула она. — Я слышу вас, даже когда вы молчите.
Серж сглотнул ком, подступивший к горлу и склонился к ней, собираясь ее поцеловать, но остановился за мгновение до того, как их губы могли соприкоснуться.
— Верните мне поцелуй, что задолжали в утро, когда мы расстались в этом саду. Ведь вы тогда целовали меня, жена моя. Так довершите то, что начали тогда.
Не мешкая ни минуты, Катрин обвила руками его шею и прикоснулась губами к его губам. Сначала легко и нежно, но с каждым движением ее поцелуй становился все более жадным и нетерпеливым. Она целовала его так же, как тем утром. Так же, как могла целовать только своего любимого трубадура.
И задыхаясь от нежности и желания, захвативших его, он подхватил ее на руки, оторвался на мгновение и прошептал:
— Я больше никогда не стану петь канцон зимой. Вы мерзнете.
Увернувшись от его губ, она рассмеялась:
— Это жестоко — лишать меня своих канцон на целую зиму. Лучше не пойте их на дворе, чтобы в следующий раз мне не пришлось вновь выходить за вами.
— Прекрасно! Отныне я стану их петь исключительно в нашей спальне! — он, смеясь, глядел на ее лицо, на нежные губы, на ясные глаза, на высокий лоб, на рыжую прядку, торчавшую из-под капюшона. И вдруг смех замер на его губах. Лицо сделалось серьезным и мрачным.
— Прости меня, — проговорил он, с трудом выбирая слова. — Прости… твои волосы… Я никогда этого не забуду…
— Это слишком малая цена за вашу жизнь. Но я была бы рада, если бы мне больше никогда не пришлось ее платить.
— Клянусь! Никаких походов! — торжественно объявил маркиз. — Пожалуй, если нам еще когда-нибудь столь нелепым образом придется доказывать друг другу свою любовь, местом сражения я выберу опять же — нашу спальню.
25 декабря 2015 года, Париж
Все еще пытаясь понять, как же так вышло, что в Трезмоне прошел целый год, в то время как в образцовом Париже лишь месяц, Поль Бабенберг обнаружил себя в квартире Лиз, с ее медведем в руках. И облегченно вздохнул. За время, проведенное в 1186 году он решил, что в 2015 ему нравится больше. И ничуть не расстроится, если больше никогда не увидит Трезмон со всеми его обитателями. Точняк! Ну, если только не считать Скриба. Хотя последний, кажется, на него сильно обижен. Но кто ж мог знать, что герцогиня выбрала маркиза! Король-то получше будет. И это ее сын — маленький дьяволенок, который лишил их с Лиз сна и покоя на целых три дня!