Святой брат махнул рукой.
– Так ты не обижай Ее Светлость. Спой ей о красоте. А чья будет воспета красота, герцогини или простолюдинки, кто ж догадается!
Тут взгляд трубадура вспыхнул, и он, чуть прищурившись, сказал:
– А у простолюдинки сестрица имеется. Тоже... с глазами.
– Правильно говорил брат Ансельм. Сбиваешь ты меня с пути праведного, – рассмеялся Паулюс, наполняя кружки. – Монах я!
– А я – поэт. Тебе женой религия, а мне – мои канцоны. Но удовольствия искать, успокоенья, музу ни одному из нас не запретишь.
– Хорошо у тебя язык подвешен, Скриб! – восхитился Паулюс и поднялся из-за стола. – Что ж, идем, друг мой, в поисках твоей музы и моего удовольствия.
Утро застало трубадура Скриба в обнимку с его музой на старой мельнице ее отца. Он видел в то утро яркие сны, толком не отличая их от воспоминаний о прошедшей ночи. Ночка, в самом деле, весьма удалась. И открывать глаз ему совсем не хотелось.
– Скриб, – шептала ему его муза Катрин, – Скриб, опоздаешь ведь!
И он точно знал, что опоздает. Но вот куда и зачем – ему дела не было. Слишком уж сладок сон поутру.
В это же самое время брат Паулюс, подхватив рясу, мчался, сломя голову, в замок, чтобы облачиться в праздничное одеяние и поспеть к назначенному часу в часовню. Его безымянное удовольствие осталось досыпать на хозяйском сеновале, выпросив на прощание у монаха, что он прочтет молитву об отпущении ее грехов.
III
С любопытством оглядывала Катрин свой будущий дом. Ей понравилась простая архитектура замка. Жуайез выглядел внушительно и строго, без излишней напыщенности. Таким же оказался и владелец замка, встретивший графиню в большом зале. Герцог Робер был крепким, среднего роста немолодым, но еще далеко не старым мужчиной. По его фигуре было понятно, что о рыцарских подвигах он знает не понаслышке. А загорелое лицо его с упрямым подбородком наверняка не оставляло равнодушными замковых служанок.
Катрин слегка улыбнулась острому взгляду его черных глаз из-под густых бровей. И склонилась в легком поклоне.
После, в покоях, отведенных ей будущим супругом, она стояла перед зеркалом, где ее одевали две служанки, подгоняя платье. Сшитый специально для нее на свадьбу жуайезскими мастерицами роскошный ярко-голубой котт Катрин подвязала широким серебряным поясом – единственным ее богатством, доставшимся от матери. Расшитое золотом покрывало закреплено было золотой диадемой с изумрудами – еще одним подарком жениха. День выдался солнечным, но морозным, и служанка накинула на плечи Катрин подбитый рысьим мехом плащ. Еще раз взглянув на себя в зеркало, Катрин осталась довольна.