И он не возразил, не потребовал, чтобы она осталась дома. Теперь это лежало тяжелым грузом на его совести. Но откуда ему было знать?
Когда Дэв примчался в больницу, ее оперировали. Кто-то из «Скорой» подобрал с мокрого асфальта сверток с костюмом. Широкая автобусная шина прошлась по диагонали, в кашу размазав бумагу и ткань, пока автобус тормозил.
Толстый полицейский сообщил ему:
— Это была случайность. Свидетель говорит, что впереди и сзади стояли машины, ваша жена не заметила автобус и выскочила прямо перед ним. Торопилась, наверное…
— Она не любила дождь, — пробормотал Дэв.
Полицейский странно на него посмотрел:
— Ее быстро доставили, мистер. Надо надеяться на лучшее.
Операция длилась более четырех часов. В восьмом часу, когда уже стемнело, Джину привезли в палату. Вышел хирург с усталым лицом. Маска болталась у него на груди. Увидев Джемисона, он шлепнул себя резиновыми перчатками по ладони и сказал:
— Я не хочу вас обманывать, мистер Джемисон. Я не знаю. Ей перелили восемь пинт крови. Множественные разрывы внутренних органов. Остается только ждать и наблюдать. — Он в упор посмотрел на Дэвлина: — Вы бы лучше приняли лекарство.
— Не надо.
Ему позволили остаться с ней. В палате было темно. На стуле у кровати сидела медсестра, щупая кончиками пальцев слабое, безжизненное запястье. В свете ночника шевелились причудливые тени. Один раз из коридора донесся приглушенный смех, потом кто-то прошуршал мимо двери палаты.
Дэв стоял у окна.
— А-а-а… — застонала Джина.
Он приблизился. Ее голова слабо моталась по подушке из стороны в сторону. Едко пахло анестетиком.
Дэв взял ее руку. Она открыла глаза, узнала его. Уголки рта слегка приподнялись, губы зашевелились. Он наклонился, чтобы расслышать, что она шепчет.
— Я не… умру… милый.
Минуту спустя Джина умерла. Вспыхнул свет, все забегали, засуетились, замелькали шприцы и иглы, раздавались резкие команды, но ее уже не было. Он вышел на улицу. Дождь кончился.
Его «кадиллак» катил на запад. Он думал об их бездетности. Это их сильно беспокоило. Они были женаты семь лет, но детей у них не было. Даже подали заявление в агентство по усыновлению. Теперь их исключат из очереди — выкинут их заявление из архива или просто вычеркнут имена в списке. Раньше ему никогда не приходило в голову, что ребенок мог бы остаться с ним, как часть живой Джины. Теперь, когда Дэв это осознал, ему вдруг стало еще горше, будто он потерял сразу двоих близких.
Он ехал как на автопилоте — ровно, плавно, не меняя скорости. Встречные автомобили мелькали мимо, как блестящие на солнце хромированные снаряды. Дорога была полна людей, которые никогда не знали Джину, не слышали о том, что она умерла, и были равнодушны к его горю.