— Милое, наивное дитя! Я передал вам личное решение самого ректора,— пояснил Каблак.— Его собственное решение, поймите! А своих решений он никогда не меняет. Кроме того, у него есть прямое указание Сталина закрывать дорогу к образованию таким, как вы. Чужакам! Будете жаловаться, возражать, наболтаете
чего-нибудь лишнего, чего они не любят,— он воспримет вашу обиду как недовольство советской властью, и вместо университета вы поедете с вашим отцом в Сибирь. К белым медведям!
— Что же мне делать? — спросила, окончательно растерявшись, Иванна.
— Вы красивая девушка и без университета проживете, выйдете замуж, будут у вас дети, любимый муж, и никто вас укорять не будет...
— Укорять? — насторожилась Иванна.— За что укорять?
— Для них вы чужая! Повторяю! Навеки чужая. Поймите это сердцем. Таков закон нового, советского времени. Теперь всю жизнь вы будете писать об этом в анкетах, отвечать на собраниях, каяться! — вдохновенно сказал Каблак.— Если, конечно...
— Что «конечно»?
— Ну... подайте публикацию в газету «Вкпьна Украина». Напишите, что вы отрекаетесь от бога и своего отца. Порываете с ним. Это модно. Так заведено у Советов.
Иванна с ужасом посмотрела на Каблака.
— Да как вы смеете? — выкрикнула она.
Ничего больше сказать у нее не хватило сил, и, хлопнув дверью, она выбежала в заполненный молодежью-университетский коридор.
Иванна медленно брела по тенистым аллеям парка Костюшко, который некогда назывался Иезуитским. На скамейках сидели парочки, на фасаде деревянного кинотеатра виднелась новая афиша фильма «Подкидыш» с актрисой Фаиной Раневской в главной роли. Но взгляд Иванны скользил безразлично мимо всего: счастье, такое возможное, потеряно раз и навсегда.
Справа, на Святоюрской горе, за высокими буками, на фоне ясного неба проглядывался узорчатый силуэт униатского собора святого Юра.
Иванна вышла из парка. С площади святого Юра дорога вела к триумфальной арке, украшенной венцом, сплетенным из терниев. Под ней проходили прихожане в собор и на поклон к митрополиту.
У самого входа под арку Иванна вынуждена была посторониться. Сверху, из подворья, на фиакрах еще старого, австрийского образца выкатила свадьба. Сияющая новобрачная в белой фате и самодовольный, пьяноватый жених с белым, восковым флёрдоранжем в петлице черного пиджака ехали в первом фиакре. За свадебной парой следовали шафера, разнаряженные Дружки, родные и друзья жениха и невесты.
«Неужели и у меня остался теперь только этот путь вместо большой дороги в настоящую, интересную жизнь?»
Пропустив процессию, Иванна медленно поднялась по выщербленным ступенькам на крыльцо. Под высокими холодными сводами собора было тихо и пустынно. Отовсюду на Иванну глядели грустными, поблекшими глазами изображения митрополитов, что некогда правили здесь, откуда-то доносились приглушенные деловитые голоса священнослужителей, деливших дневную выручку. Пахло елеем и потушенными свечами.