— Гетто жгут!—тихо сказал какой-то старичок.
— О, тогда это надолго! — деловито бросила толстуха, похожая на торговку с Краковского рынка. Лоснившееся лицо и узкие глазки не выражали ничего, кроме тупости и чревоугодия.— Много времени понадобится, пока всех пархатых уничтожат!
— Побойся бога, пани,— сказал старик.— Ведь это живые люди!
Иванна подошла к старику:
— А мне так нужно на Лычаковскую! Как туда добраться?
— В самом деле так быстро нужно, пани Иванна? — услышала она за спиной знакомый голос.
Сзади стоял тот самый Грицько Щирба, приятель Цимбалистой, студент Львовского политехникума, который в Тулиголовах так сердечно поздравлял ее с принятием в университет.
Не было на нем ни тогдашней кокетливой шляпы с фазаньим перышком, ни кимовского значка на вышитой сорочке. На широко развернутых плечах Щирбы Иванна увидела черный мундир украинского полицая и ставшую ей уже ненавистной «мазепинку» с гербом националистов— трезубцем. Один глаз у полицая был прикрыт черной перевязью. Должно быть, его недавно ранили.
— И вы тоже... Так быстро? — сумела только сказать Иванна.
Полицай поманил ее в сторону. Когда они подошли вплотную к забору, за которым полыхало пламя, он сказал тихо и доверительно:
— Наступит время, когда вы меня поймете и оправдаете. А разве ваша сутана — это то, о чем вы мечтали? Скажите лучше, вам действительно нужно быстро туда? — и он кивнул в сторону центра.
Было в голосе Щирбы что-то особое, душевное, отнюдь не похожее на тот бахвалисто-покровительственный тон, каким разговаривал с нею Каблак. И, может быть, поэтому Ставничая доверчиво сказала:
— К отцу спешу!
— Ну, в таком случае я попробую использовать свое служебное положение! Давайте за мной!
Они подошли к проходной будке, через которую можно было проникнуть в северные кварталы города. Пять полицаев с автоматами наперевес стерегли вход.
— Со мной! — резко бросил Щирба, показывая на Иванну.
Когда один из полицаев распахивал ворота, из проходной будки высунулся какой-то пьяный ротенфюрер СС, должно быть начальник «вахи», и, безбожно путая польские слова, запел:
Ком, паненка, шляфен,
Морген сахарин.
Вшистско едно — война.
Фарен нах Берлин...
Иванна покраснела и ускорила шаг.
Они с Щирбой вошли в первый же квартал гетто и увидели, как несколько эсэсовцев подкатили к стене дома бочку с горючим. Отбежав в сторону, вахманы дали по бочке очередь из автоматов. Зажигательные пули сделали свое дело. Сперва из бочки вырвалось несколько фонтанчиков огня, потом она с грохотом разорвалась, выплескивая пылающие потоки на стену дома. Все выше н выше поползло пламя, проникая в окна. Из дома слышались крики заживо горевших людей. И вдруг, казалось бы, в сплошной стене лестничной клетки распахнулись потайные двери секретного убежища — бункера. Оттуда вырвалась простоволосая женщина с грудным ребенком на руках. Она заметалась, пытаясь прорваться сквозь огненное кольцо на улицу. Гестаповец вскинул автомат — женщина с ребенком упала в огонь...