Формула яда (Беляев) - страница 78

Все развенчано, заплевано, продано, все загажено в таких помойных ямах морального падения, что иной раз диву даешься — еще есть люди, верящие националистическим подпевалам, которые по-прежнему ткут в закоулках Европы и на американском континенте свою старую паутину лжи и измены. Но не свернуть им больше с помощью вранья и демагогии на дорогу измены украинскую молодежь. Однако знать повадки и недавнее прошлое националистических отравителей надо всякому честному сыну Украины. Перед ним, перед народом моей Родины, мне и хотелось исповедаться в этом ужасном плену на склоне лет своих, когда седина посеребрила мою голову, много передумавшую на трудном, не всегда прямом пути.

...Вполне возможно, когда-нибудь эта моя исповедь попадет в руки честным сыновьям Украины и у них возникнет естественный вопрос: как и для чего я написал ее, да еще в таких страшных условиях затхлого монастырского подземелья?

...В марте 1950 года ко мне в юридическую консультацию среди прочих посетителей заявился невзрачного вида хлопец в грубошерстном пиджаке и, когда поблизости никого не оказалось, шепотом сказал мне, что один пан, мой давнишний школьный товарищ, настоятельно просит меня ждать его сегодня в двадцать один час на паперти костела святой Магдалины. И просит меня ни в коем случае не опаздывать. Все это было сказано тоном решительным, исключающим отказ. Как известно, костел святой Магдалины находится на перекрестке людных улиц Львова, поблизости его — Политехнический институт и Львовское управление Министерства государственной безопасности, и ничего опасного такая встреча не предвещала. Если бы рандеву было назначено в лесу — я, возможно, поколебался бы. А здесь— нет. Когда я стоял на паперти костела, по его ступенькам ко мне поднялся человек в форме советского офицера. За ним следовало еще два человека, но они остановились внизу, на тротуаре. По-видимому, это была охрана. Когда офицер приблизился, по его большим ушам, по искривленному носу я сразу признал в пришельце своего знакомого Романа Шухевича, который в это время именовал себя «генералом Тарасом Чупринкой, командующим Украинской повстанческой армией», и уже давно находился на нелегальном положении.

Поздоровавшись, Шухевич сказал, что он не хочет откладывать дело в долгий ящик, и предложил мне изолировать себя на месяц от работы и семьи и, находясь в укромном месте, написать краткую историю борьбы руководимых им бандеровцев с советской властью. Он пообещал доставить мне все нужные материалы и посулил, что, когда написанное мною будет переправлено им за границу, в Мюнхен, в закордонный центр организации украинских националистов, то на мой текущий счет там будет положена приличная сумма гонорара, которым, как сказал Шухевич, я смогу воспользоваться, когда «все в мире переменится и от большевиков не останется ни следа».