Бес смял листы, в которых не было имен — и длинно, тоскливо взвыл. Не оглядываясь ни на кроликов, ни на княгиню, он пнул вороного в бок, напугав и заставив умчаться прочь — и пешком побрел к замку.
— Кто сказал, что мне нужны эти бумаги, тем более так скоро. Тем более с запасом, — поморщился бес. — Могла выжить и увезти листки. Могла сделать хоть одно занятное дело за всю свою бездарную жизнь. С-сука. Теперь придётся начать большую охоту.
Глава 4. Багряный всадник
«… и снова упомяну о дарах крови. Не ведаю, отчего поделены они на четыре ветви. Не могу вникнуть в суть разделения и его природу. Да, алые нобы непобедимы в открытом бою и наделены пониманием чести. Синие знают вес слова сказанного и, тем более, нанесенного на бумагу. Золотые умеют управлять собою или окружающими, смотря что изберут. Белые исцеляют тело или душу, кто как справляется… Всё верно. Но как делить дары, если они — грани единого, во что я верю! И как обособлять их, если кровь порой проявляет цвет в безродном деревенщине и, наоборот, утрачивает в законном потомке древнейшего рода?
Сила крови не в наследовании от отца или матери, а в воспитании, в душевной организации, в личном выборе человека… Так я понимаю голубую кровь нобов, только так: с делами нашими и помыслами, с ростом души, кровь обретает цвет. А герб, род, предки… это не суть, а шелуха. Разве вот одно исключение, может статься, на весь мир наш единственное: кровь семьи Боув. Я избрал путь странствия сюда, на холодный северный берег, отчасти из-за намерения увидеть их. И я подтверждаю: эта кровь особенная!
Люди ли Боувы? Люди ли они, если внешность их неизменна от века к веку, если повадка их сродни Рэкстовой, если выдержать взгляд их жутких багряных зрачков непосильно даже сильному нобу алой крови, как мне думается… Если против всех правил наследования крови и силы они всегда и неизменно — воины, алые, а при том их коварство неискоренимо. И дополняется оно неуместной и немыслимой силой лекарей… порою перерождающейся в полнейшее бессилие, обесцвечивающее на поколения кровь и дар».
Ан Тэмон Зан, книга без переплета
— Нет, только не в мою конюшню, пронеси его мимо, ветер дорог, — хозяин постоялого двора бледнел и отступал шаг за шагом, пытаясь стать как можно незаметнее. — Только не меченый… Откуда ж вдруг вынесло мухортого, да к ночи?
Несчастливая масть коня не вызывала сомнений. По тёмно-бурому ворсу опрелостями обозначились тускло-рыжие отметины у глаз, возле ног, по брюху. Словно этого мало, грива не имела ровного тона. Чёрная в массе, она выделяла две рыжих пряди — вроде потёков крови. Левую заднюю ногу уродовало седое пятно.