— Мастер Ан, — шепотом ужаснулся «сиятельный столп» новой веры. — Вы? Здесь? Как же… Но я…
— Истина тебе открылась? Тебе? Когда же такое стряслось? Когда ты валялся пьяным в сточной канаве или же когда тебя охаживали оглоблей, застав с чужой женой? А то и другое прежде приключалось всякую ночь, мне ль не знать!
— Все же это вы, — окончательно смутился светоч веры. — Но, учитель Зан…
— В первом же слове на знаменах два изъяна написания, — верещал старик, сжав мелкие бессильные кулаки. — Ничтожество! Бездарь! Жируешь, обманом приманивая золото? Вера, как же… всегда она — бараний плов для избранных и сухие кости для прочих. Вера? Понять бы, как это вы явились сюда вместе с жарой, уж не ваша ли в том вина, что город подобен пустыне? Мой дар в смущении, я чую подвох и я намерен в нем разобраться. Дай-ка пощупаю полотнища, весомы ли слова?
— Уберите старика, без суеты, — тихо велел тщедушный человечишка, занимающий скромное место в хвосте процессии.
Три могучие фигуры в рубищах слитно сунулись вперед, разгребая толпу — как купальщики ряску в стоячем пруду.
— Суд чести, — вдруг выговорил старик отчетливо и спокойно. Его желтый, кривой палец в кляксах чернил нацелился в настоящего хозяина процессии. — Ты, тварь мерзкая! Нет в тебе веры и нет покаяния. Хуже, я не ощущаю в тебе и человечьего начала. Но я готов принять даже и смерть, если мои слова далеки от истины. Вот что я чую: ты — причина зноя и исчадье лжи!
— Истинно так, в городе жарковато, — насмешливо прошелестел тщедушный. — Грешник безумен, он сам возжелал смерти. Суд чести? Нобы всех мастей отдыхают в тени дальних поместий, опасаясь, как бы им не напекло голову.
— Мне напекло голову.
Рядом со стариком проявилась фигура — будто из жаркого марева соткалась. Зеваки в тени даже глаза взялись протирать: не было никого мгновение назад на всей широкой площади — ни души, ни тени! И вот уже стоит воин. Вроде бы голос его возник даже раньше, чем стало видимым тело.
— Я ноб алой крови, и я слышу всем даром своим в словах достойного синего ноба Монза истину без изъяна, — алый улыбнулся, мягким движением левой руки сдернул с клинка убогие тряпичные ножны. — Такой редкий случай. Полноценная истина взывает к бою. Я счастлив.
Алый, как и большинство действительно сильных нобов этой ветви дара, выглядел бедно, но опрятно. Он был еще не стар, хотя в волосах уже отчетливо серебрилась седина. Алый определенно прибыл в город не ради боя или развлечения — длинная сабля с очень малой кривизной лезвия была всего лишь деревянной копией с фамильного оружия.