Через несколько минут Мансебо чувствует, как на его плечо ложится знакомая рука.
– Все нормально, брат?
– Все очень хорошо. Сегодня был самый спокойный день за очень долгое время.
– Да, у меня тоже было тихо.
– Сегодня мы можем с сожалением сказать, что наши жены работали больше нас.
Тарик смеется и своей немного манерной походкой направляется к лестнице.
– У тебя ничего не случилось? – спрашивает Мансебо.
Тарик оборачивается и вопросительно смотрит на своего тщедушного маленького кузена, которого называет братом. Мансебо не знает, стоит ли ему продолжать. Он некоторое время молчит – только для того, чтобы дать себе время подумать.
– Я видел, что ты говорил с кем-то по телефону, и этот разговор, как мне показалось, сильно тебя… разволновал.
Тарик застывает на месте. Он закрывает за спиной дверь и всем своим массивным телом едва ли не наваливается на Мансебо. Казалось, сейчас он бросится на кузена с кулаками. Глаза его потемнели, и Мансебо охватила паника. Он не узнавал двоюродного брата. Но в считаные мгновения потемневшие глаза светлеют, и Тарик улыбается. Но фактом остается то, что Мансебо успел заметить темную тень в глазах Тарика до того, как тот улыбнулся. Мансебо мысленно приказывает себе не читать больше криминальных романов. В голове возникает путаница, и он начинает фабриковать свою, параллельную реальность.
– Что, что? Я говорил по телефону?
Мансебо пытается изобразить какое-то подобие кивка, который бы одновременно выглядел как извинение за заданный некстати вопрос.
– Я говорил по телефону? – снова спрашивает Тарик. – Нет, не помню.
– Конечно, я ошибся, ты не говорил по телефону.
У Тарика вырывается совершенно безрадостный смех.
Мансебо не может понять, почему Тарик смеется.
– Теперь ты утверждаешь, что я не говорил по телефону? Но ты же сам всего секунду назад сказал, что я говорил. Брат, неужели на тебя так сильно действует жара?
Тарик качает головой и выходит из магазина.
Мансебо вдруг кажется, что в лавке стало нестерпимо холодно. Он покрывается гусиной кожей. В душу заползает устрашающее, лишающее покоя чувство. Есть что-то такое, чего он не видит, но это нечто существует, думает Мансебо, и судорожно глотает слюну.
Слышится смех, сначала тихий, а потом перешедший в дикий хохот. Мансебо открывает дверь и сразу видит причину, вызвавшую всеобщее веселье. Адель лежит на полу и держится за живот от смеха. Рядом валяется развалившийся на части деревянный стул. Мансебо не может решить – либо в квартире царит очень веселое настроение, либо он сам уже опустился на такой низкий уровень, что преувеличенно воспринимает любую ситуацию. Ему не становится лучше оттого, что Фатима ласково треплет его по щеке.