– Заходи! – говорю я, доставая синий прямоугольничек из-под стопки бандан. – Это ты, Мейв? Из-за тебя у него осталось только десять процентов зарядки! – Я оборачиваюсь – и при виде бледной, дрожащей Мейв едва не роняю плеер. Стоит Мейв заболеть, как меня охватывает ужас, что это рецидив. – Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я с тревогой.
– Нормально. – Это слово звучит как выдох. – Но я должна показать тебе одну вещь. Может, ты спустишься?
– Что там такое?
– Ты… спустись, увидишь.
Голос у Мейв настолько хриплый, что сердце у меня болезненно сжимается. Весь путь вниз она не выпускает перил. Я хочу спросить, не случилось ли чего с мамой или папой, но она ведет меня в гостиную и молча кивает на телевизор.
На экране Нейт в наручниках. Полиция выводит его из дома, а внизу бегут слова: «Арест по делу об убийстве Саймона Келлехера».
Суббота, 3 ноября, 10.17
Вот тут я все-таки роняю плеер. Он выпадает у меня из руки, глухо ударяется о ковер, а я смотрю, как полицейские, идущие по обе стороны от Нейта, открывают перед ним дверь и не слишком осторожно вталкивают его на заднее сиденье полицейской машины. Камера показывает стоящую возле дома журналистку, которая убирает с лица прядь темных волос.
– Полиция Бэйвью отказалась от комментариев, сообщив только, что новые факты дают возможную причину обвинить Нейта Маколи – единственного из Четверки, у кого есть уголовное прошлое, – в убийстве Саймона Келлехера. Мы будем выходить в эфир по мере поступления информации. С вами была Лиз Роузен, служба новостей Седьмого канала.
Мейв стоит рядом со мной и держит пульт. Я дергаю ее за рукав.
– Можешь отмотать к началу, если не трудно?
Она отматывает, и я изучаю лицо Нейта на записи. На нем безразличное, почти скучающее выражение, как будто его уговорили пойти на вечеринку, где ему неинтересно.
Я знаю это выражение. Таким же оно было, когда возле молла я заговорила о «Пока Не Будет Доказано». Он замкнулся и выставил защиту. Не осталось и следа того парня, которого я знала по телефонному общению и поездкам на мотоцикле, который сидел в медиакомнате у меня дома. Или того мальчика, которого я помнила по начальной школе: галстук сбился набок, рубашка вылезла из штанов, когда он со свирепым видом вел по коридору рыдающую мать – только попробовал бы кто-нибудь засмеяться!
Я все еще верю, что этот Нейт и есть настоящий. То, что думает полиция, что она раскопала, ничего не меняет.
Моих родителей нет дома. Я хватаю телефон и звоню своему адвокату, Робин, но она не отвечает. Я оставляю ей такое длинное бессвязное сообщение, что голосовая почта его не принимает, и вешаю трубку с ощущением собственной беспомощности. Робин – моя единственная надежда получить информацию, но она не посчитает дело срочным. Это проблема не ее, а будущего адвоката Нейта.