Вряд ли это то, на что надеялся Мигель, но все-таки он вставил это в последний репортаж из Бэйвью. Поговаривают, что он собирается представить эти серии на «Эмми».
Родители твердят, что я не могу винить себя за то, что сделал Саймон, – как и я продолжаю твердить то же самое Куперу и Эдди. И как сказала бы Нейту, если бы он мне позволил, но я практически не видела его после освобождения. Сейчас он больше общается с Эдди, чем со мной. В смысле, он должен с ней общаться, она же теперь звезда. Но все-таки. Наконец он соглашается, чтобы я заехала, но я не ощущаю в себе прежнего нетерпения, когда звоню в его дверь.
Что-то изменилось после его ареста. Я готова к тому, что его не окажется дома, но он открывает скрипучую дверь и отступает в сторону.
Дом выглядит лучше, чем тогда, когда я кормила Стэна. Мать Нейта сейчас живет здесь и всячески создает уют – занавески, подушки, изображения в рамках. В тот единственный раз, когда Нейт поговорил со мной, выйдя на свободу, он сказал, что мать уговорила отца на реабилитацию. Нейт не особо на это надеется, но на время убрать отца из дома – уже облегчение.
Он садится в кресло в гостиной, а я подхожу к террариуму Стэна, радуясь, что есть на кого отвлечься. Он поднимает переднюю ногу и протягивает ее в мою сторону, и я смеюсь от неожиданности.
– Он мне помахал?
– Ага. С ним это бывает примерно раз в год. Единственное его движение. – Нейт смотрит мне в глаза и улыбается, и на миг все между нами налаживается. Но его улыбка тут же гаснет, и он опускает глаза. – Вообще-то у меня сейчас мало времени. Лопес хочет устроить меня работать в выходные в какую-то строительную компанию в Истленде. Мне надо быть там через двадцать минут.
– Так это же здорово. – У меня перехватывает горло. Почему с ним так трудно стало говорить? Ничего легче не было на свете еще пару недель назад. – Я просто подумала… Ну, хотела сказать, я знаю, тебе пришлось пережить ужасные события, и понимаю, что тебе не хочется об этом вспоминать, но если вдруг, то я всегда рядом. И я… ты мне дорог не меньше, чем был. Вот. Это, собственно, все.
Неуклюжее начало, и еще хуже оттого, что во время моей грустной речи он на меня ни разу не посмотрел. А когда наконец посмотрел, глаза у него были пустые.
– Об этом я и хотел поговорить. Спасибо тебе за все. Я у тебя в большом долгу. Вряд ли когда-нибудь я смогу его отдать. Но пришло время вернуться к нормальной жизни, так ведь? А мы друг для друга – не норма.
Он снова отворачивается, чем словно вонзает мне в сердце нож. Если бы он посмотрел на меня чуть больше десяти секунд, наверняка бы такого не сказал.