– Я… принесу?
Гуннхильд была как во сне. Ей предлагают принести человеческую жертву? И кто – не совет хёвдингов перед войной, не тинг в неурожайный год, а какой-то хромой одноглазый нищеброд… Одноглазый… будто сам… Она знала немало преданий о таких делах, но все они относились к древним временам. К тем давним темным годам, когда, по преданиям, дочери конунга были валькириями. А это означает, что женщины семьи конунга, как самые знатные в племени, служили посредниками между богами и смертными, провожая умерших на тот свет: павших в битве или избранных в жертву. Но сейчас! Она не помнила, чтобы ее предки в Ютландии предпринимали нечто подобное – хотя, возможно, им мешала близость христианской Страны Саксов. Не стоит забывать и о том, что под давлением обстоятельств крестились ее дед и отец, а мать была рождена и воспитана в христианской семье. Истинно непреклонной последовательницей старины в роду оставалась только Асфрид. Гуннхильд выросла под большим ее влиянием, но все же не решалась взяться за подобное дело. Сама Асфрид если когда и совершала подобное, то не рассказывала внучке.
– Не тревожься, я помогу тебе. Я умею это делать. – Кетиль снова кивнул с таким спокойствием, будто его попросили залатать дыру в сети. – Я умею и заклать, и раздать…
– Но ты же… христианин! Четыре раза крестился!
– Если боги живут внутри человека, маловато будет макнуть его в купель, чтобы смыть их! Даже четырех раз маловато. А Харальд попробует всего один раз. Как бы ему вместе с богами не смыть удачу! Удача не любит, когда вместо своей силы человек начинает уповать на волю Божью. Скажи ему об этом сейчас – ведь когда он попытается это сделать, тебя рядом с ним уже не будет…
У Гуннхильд кружилась голова; она прижала руки к глазам, потерла веки, потом снова глянула на Кетиля – и ничего не увидела. Какое-то серое туманное пятно колебалось на том месте, где стоял нищий в своем лоскутном одеянии. И это пятно говорило знакомым хриплым голосом:
– Конунги – потомки богов. Они знают, что боги не спускают с них глаз и ждут, что потомки будут их достойны. Кто знает, что ему это не по силам, тот пытается спрятаться за чужого бога, который хочет только смирения – щита и меча слабых. А Харальд достоин, в нем живет сам Тор. Прятаться от богов для него значит прятаться от самого себя. Эти игры не доводят до добра…
Гуннхильд поморгала. Серое пятно исчезло, перед ней снова был седой, хромой, наполовину беззубый нищий с полуприкрытым глазом. Откуда у нее чувство, будто сейчас с ней говорил кто-то другой – тот, кто тоже крив и должен склоняться к источнику Мимира, чтобы взглянуть на мир двумя глазами: одним сверху, другим снизу…