Наутро Гуннхильд тайком дала поручение Богуте: найти бродяг и расспросить, не знают ли те еще чего-нибудь. Видели они Олава или Рагнвальда, что об этом говорят в Бьёрко – словом, все, что можно выведать. Однако Кетиль Заплатка исчез вместе с Бергреном – видать, пошел проверить милосердие хозяев по окрестностям, и осталась только его тощая дочь. Велев не приближаться к нищенке на глазах у людей, Гуннхильд сама не знала, где служанке удалось ее застать, но уже к середине дня Богута шепнула, что дочь Кетиля просит Гуннхильд поговорить с ней – и тоже так, чтобы никто не видел.
Это было не так-то легко устроить: в усадьбе везде люди, а если Гуннхильд пожелает выйти прогуляться к морю или в роще перед Серой Свиньей, ей непременно дадут провожатых. И где это видано, чтобы дочь конунга гуляла вместе с нищей побирушкой? Ни в какую кладовку нищенку не пустят, а если заметят там, то нещадно побьют, сочтя воровкой.
Пришлось использовать единственное уединенное место, куда каждый мог отправиться, не вызывая подозрений, – отхожий чулан. Дощатое строение в углу двора, почти вплотную к частоколу, могло вместить сразу несколько человек, и Гуннхильд отправилась туда вместе с Богутой. Служанка встала на страже за дверью – следить, не идет ли кто-нибудь. Это было отхожее место только для женщин: королева Тюра приказала построить его после каких-то неприятных происшествий во время йольского пира.
Бродяжка уже ждала внутри – за ней-то никто не следил, Грим-управитель и служанки довольствовались тем, что незваные гости не вертятся возле съестных припасов. Строение освещалось оконцем над дверью да щелями в стенах, и Гуннхильд не сразу смогла разглядеть нищенку – та стояла в углу, в своей некрашеной мешковатой мужской рубахе совсем незаметная. О ее присутствии предупреждал разве что стойкий запах удушливой кислятины, от веку не стиранной одежды и тела, вероятно, не мытого почти столь же долго. Пол был усыпан свеженарезанным можжевельником – по приказу Тюры его меняли через день, чтобы отбить неприятный запах отхожего места, но сейчас и это мало помогало.
– Ты здесь! – охнула Гуннхильд. – Что ты стоишь там в углу, я тебя совсем не вижу. Подойди. Что ты там жмешься, будто и правда тролль от солнца.
Нищенка сделала короткий шаг, но ближе не подошла. Пришлось Гуннхильд сделать несколько шагов к ней, но нищенка попятилась и снова вжалась в угол.
– Надо говорить тише, вдруг кто-то снаружи услышит! – зашептала Гуннхильд. – Не бойся, я же не буду тебя бить!
– Как знать, – шепнула нищенка, впервые открыв рот.