Скорее всего, я буду проигрывать встречу с Дереком у себя в голове перед сном, представляя, что отреагировала бы как обычная студентка, у которой морпех спросил ее имя.
Мои ночные фантазии — о влюбленности в мужчину мечты, который сражает наповал, заполняя мою жизни романтикой — были единственной наградой, которую я позволяла себе, пока придерживалась своего плана. Конечно, всего этого придется подождать. Я не могла позволить себе отвлечься, не тогда, когда была так близка к достижению целей.
Я была слишком занята принятием того, что готовлю себя к будущему, где с радостью откажусь от любви.
Когда я вышла с занятий в тот день, то никак не ожидала увидеть Дерека, ждущего меня на улице под дождем.
— Могу я проводить тебя домой? — спросил он меня, пока капли воды падали с неба.
— Ты ведь понимаешь, что это довольно жутко, правда?
Он улыбнулся и перевел взгляд от моих глаз к земле. Это был уязвимый момент, заставивший замереть мое сердце.
— Я хотел быть романтичным, — признался он, и взгляд его орехового цвета глаз снова встретился с моим.
Кусая нижнюю губу, я изо всех сил пыталась скрыть свое веселье, когда начала идти. Его черные ботинки разбивали лужи на земле, когда он присоединился ко мне.
— Ты скажешь мне свое имя?
— Пенелопа.
— Пенелопа, — повторил он.
В тот момент, когда мое имя сорвалось с его губ, я поняла, что хочу услышать, как он произнесет его снова.
* * *
Женщина, мечтающая быть любимой, опасна для самой себя, потому что она будет видеть любовь там, где ей не место и где ее не существует.
Лежа в холодной постели под бельем из египетского хлопка, где-то между своими грезами и адом, я скользнула ногами взад-вперед. Это мой утренний ритуал — держаться изо всех сил за те немногие моменты покоя, предоставленные моим подсознанием. Я могла быть кем угодно в своих мечтах.
Начали вторгаться звуки реальности — играющие на улице дети, щебечущие друг с другом птицы. Повернувшись на бок, я застонала, ощутив боль в голове и скованность в шее. Я старею. Сегодня мой день рождения, и мне теперь официально тридцать — большие три-ноль.
С неохотой разлепив глаза, я посмотрела на будильник на тумбочке Дерека. Уже было почти девять тридцать, но это мало что для меня значило. Мне было некуда идти, некого видеть. Вопреки здравому смыслу, я шире открыла глаза и медленно села, оглядывая комнату, чтобы понять, вспомнил ли Дерек. Может, он оставил записку или цветы.
Ничего.
Я крепко стиснула зубы и упала обратно на подушку, уставившись на крутящийся надо мной деревянный потолочный вентилятор. Я ощутила знакомый укол печали и сожаления, ползущий из моего нутра. Чтобы заглушить боль, я впилась зубами в нижнюю губу, пытаясь побороть свою естественную реакцию. Я твердила себе, что успокоюсь, и со временем все пройдет.